В статье представлены результаты кросс-культурного исследования опосредующей роли имплицитных теорий инновативности в связи ценностей и отношения к инновациям. Выборка включала в себя представителей более модернизированной (русской) и более традиционных (чеченцы, ингуши, тувинцы) культурных групп, проживающих на территории России. Общий объем выборки - 793 респонденты, из которых 399 - русские, проживающие в Москве и в Новокузнецке, 194 - чеченцы и ингуши, проживающие на Северном Кавказе, и 200 - тувинцы, проживающие в республике Тува. Респонденты заполняли опросник, включающий в себя измерения индивидуальных ценностей Ш. Шварца (SVS-57), шкалу установок по отношению к инновациям (Лебедева, Татарко, 2009), и адаптированный список прилагательных (Runco et al., 1993), направленных на измерение имплицитных теорий инновативности.

Исследование показало, что на российской выборке представления об инноваторе (имплицитные теории инновативности, или ИТИ) образуют два связанных фактора – индивидуальные ИТИ (например, интеллект, активность, смелость) и социальные ИТИ (например, честность, доверие). Было выявлено, что в более модернизированной группе позитивное влияние на установки по отношению к инновациям оказывают социальные ИТИ, тогда как в более традиционной - индивидуальные ИТИ. Влияние индивидуальных ценностей было ожидаемым: ценности сохранения имеют негативный, а ценности открытости изменениям – позитивный эффект на отношение к инновациям. При этом эффект медиации ИТИ значим только в случае с ценностями сохранения, но не открытости изменениям. Опосредующий эффект ИТИ имеет культурную специфику: в выборке представителей более традиционных культур медиация идет через индивидуальные ИТИ и усиливает негативное влияние ценностей сохранения, тогда как в выборке представителей более модернизированных культур она идет через социальные ИТИ и нейтрализует прямой негативный эффект ценностей сохранения. Возможные объяснения такой культурной специфики в роли имплицитных теорий инновативности обсуждаются в статье.

Soon after the collapse of Soviet-type communism in Central and Eastern Europe, a new geopolitical division began to reshape the continent. Our study demonstrates that this newly emerging geopolitical divide has been underpinned by a corresponding cultural divergence, of which “emancipative values” are the most powerful marker. Using the European Values Study/World Values Survey 1990 to 2014, we find that the former Iron Curtain no longer constitutes a cultural boundary because the ex-communist states that joined the European Union have been converging with the West’s strong emphasis on emancipative values. Instead, a new and steeply growing cultural gap has emerged between the European Union and its Eastern neighbors. The two competing geopolitical formations in the West and East—the European and Eurasian Unions, respectively—have diverged culturally in recent decades. The divergence goes back to contrasting supranational identities that originate in different religious traditions, which rulers have increasingly accentuated to strengthen their nations’ endorsement or dismissal of emancipative values. Through this sorting-out process, emancipative values became an increasingly significant marker of a Western-vs-Eastern cultural identity. Our study is the first to link this groundbreaking cultural transformation to civilizational identities and geopolitical rivalry.

Beliefs about personhood are understood to be a defining feature of individualism-collectivism (I-C), but they have been insufficiently explored, given the emphasis of research on values and self-construals. We propose the construct of contextualism, referring to beliefs about the importance of context in understanding people, as a facet of cultural collectivism. A brief measure was developed and refined across 19 nations (Study 1: N = 5,241), showing good psychometric properties for cross-cultural use and correlating well at the nation level with other supposed facets and indicators of I-C. In Study 2 (N = 8,652), nation-level contextualism predicted ingroup favoritism, corruption, and differential trust of ingroup and outgroup members, while controlling for other facets of I-C, across 35 nations. We conclude that contextualism is an important part of cultural collectivism. This highlights the importance of beliefs alongside values and self-representations and contributes to a wider understanding of cultural processes.

Разработка и оценка социальных аксиом на основе исследований в одиннадцати странах: соотношение с пятью-факторной моделью личности.

Trust in people is general insofar as it extends to out-groups, that is, unfamiliar and dissimilar others. But whether trust in out-groups can emerge independently from in-group trust is controversial, and conclusive evidence has been unavailable. This article fills this gap, analyzing which conditions create out-group trust independent from in-group trust. Using data from 76 countries around the world, we establish three insights. First, while a high level of in-group trust is the rule, out-group trust varies greatly across countries. Second, out-group trust emerges independent from in-group trust when human empowerment emancipates people from in-group control. Third, other conditions championed as trust-crediting forces do not confound the effect of human empowerment. In conclusion, trust generalizes to out-groups as a result of human empowerment’s emancipatory impulse. © 2015, © The Author(s) 2015.