Право собственности и исключительное право являются абсолютными и выполняют одни и те же функции, хотя и в отношении разных объектов. В то же время между ними есть и существенные различия, они имеют и разнонаправленный вектор действия. В результате говорить о како-то общем праве, пусть и в разных вариантах, будет неправильно. Попытки распространить модель права собственности на информационные отношения становятся еще более опасными, так как такой подход способен создать препятствия для нормального развития общества. В то же время указанные права имеют точки конфликта. Закондатель предусматривает определенные инструменты для разрешения таких конфликтов, однако в силу многообразия возможных ситуаций не все из них охвачены правовым регулированием.
В статье освещаются типичные подходы Европейского суда по правам человека, который согласно Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод рассматривает различные жалобы к государствам в рамках дел, связанных с административным правом. Автор поднимает вопрос о том, что такие подходы необходимо учитывать при реформировании административного законодательства и административного процесса.
На основе анализа наиболее резонансных кейсов последних лет авторы пытаются показать, какие вызовы для антимонопольного регулирования несет в себе инновационная цифровая среда в контексте действий основных игроков рынка цифровых платформ. В качестве эмпирической основы выступили материалы антимонопольных расследований, проводившихся в отношении компаний Google и Microsoft. В числе прочего проанализирован уникальный, ранее не освещавшийся в научной литературе опыт противодействия доминирующему положению на указанных рынках со стороны российского регулятора.
Настоящая статья посвящена анализу в контексте процедуры банкротства проблемы, связанной с применением нормы п. 5 ст. 334 ГК РФ, согласно которому кредитор или иное управомоченное лицо, в чьих интересах был наложен запрет на распоряжение имуществом на основании ст. 174.1 ГК РФ, обладает правами залогодержателя (так называемый арестантский залог). Обращаясь к судебной практике и опираясь на возможные подходы к толкованию закона, авторыанализируют аргументы за и против того, чтобы требования по арестантскому залогу считались такими же привилегированными, как и требования обычного залогодержателя, и демонстрируют, что на данный момент имеются основания для различного толкования положений ст. 174.1 и п. 5 ст. 334 ГК РФ для целей применения в банкротных отношениях. Поэтому, по мнению авторов, для предотвращения злоупотреблений конструкцией арестантского залога необходимо как минимум дифференцированное отношение к различным основаниям наложения запрета на распоря-
жение имуществом.
В статье анализируется такое явление как «банкротный туризм» - выбор должником-индивидом наиболее предпочтительного государства для своего банкротства. Автор освещает причины возникновения феномена, закономерности в его развитии и условия, способствующие его распространению. Автор отмечает, что регулирование международной подсудности по делам о несостоятельности и механизмов признания иностранных банкротств существенно влияет на распространение «банкротного туризма», что подтвердил опыт Европейского Союза. В статье исследуются перспективы миграции российских должников за рубеж с целью банкротства, оцениваются правовые последствия «банкротного туризма» для российской юрисдикции. Проанализированы зарубежные подходы к вопросу о признании постбанкротных освобождений от обязательств индивида и сделаны выводы о возможностях их использования в России. Автор отмечает, что при всей желательности признания полученных в иностранной юрисдикции освобождений от долгов, государства сохраняют за собой право блокировать в определенных случаях их трансграничный эффект
Статья посвящена проблемам, связанным с использованием советских товарных знаков,в прошлом не пользовавшихся правовой охраной.Проанализированы варианты решения спорных вопросов сложившейся монополии отдельных товаропроизводителей, в частности признание советских товарных знаков вошедшими во всеобщее употребление и утратившими различительную способность, аннулирование их регистрации как актов недобросовестной конкуренции и/или злоупотребления правом, национализация, перевод советских брендов в режим коллективных товарных знаков и введение в отношение них права преждепользования.
Авторы исследуют проблему Больших данных с позиций гражданского права в контексте вопроса о том, достаточно ли существующих механизмов для целей частного регулирования Больших данных или же требуется качественный пересмотр системы объектов гражданских прав, включая интеллектуальную собственность. В рамках цивилистической дискуссии предлагается рассматривать Большие данные в неразрывной связи с деятельностью по формированию новых знаний, в том числе на основе их анализа, для целей использования в собственной работе или продажи на рынке и, как следствие, квалифицировать их в качестве особой информационной услуги на основе технологии Больших данных. Акцент на услуге позволяет сконцентрировать внимание на динамике отношений и предмете регулирования, а указания на информационно-аналитический характер и технологию Больших данных — сосредоточиться на соответствующих видовых особенностях. Комментируя признаки различных объектов гражданских прав, авторы отмечают невозможность распространения на Большие данные существующих правовых режимов и высказывают предположение о целесообразности признания Больших данных новым нетрадиционным объектом интеллектуальной собственности. Такой подход, по мнению авторов, позволяет учесть не только дифференциацию объектов интеллектуальной деятельности в самом широком смысле, но и присущее им единство, которое проявляется в предоставлении особых — исключительных — прав на нематериальные объекты как результаты соответствующей деятельности.
В статье анализируется вопрос, на кого возлагается доказывание возмездности и добросовестности приобретения чужого имущества при рассмотрении виндикационного иска. Является ли факт приобретения права собственности по добросовестности возражением ответчика против виндикационного иска или же доказывание обратного есть элемент доказывания права собственности истца? Статья построена на основе анализа меняющегося российского законодательства и судебной практики. Автор отстаивает позицию, что в силу п. 2 ст. 223 ГК РФ возмездный добросовестный приобретатель вещи, выбывшей от собственника по его воле, является новым собственником вещи в силу закона, а задача истца по виндикации — доказать право собственности; следовательно, именно истец должен доказывать отсутствие приобретения по добросовестности. Автор объясняет, как получить доказательства безвозмездности приобретения и/или недобросовестности ответчика, и признает, что по спорам о правах на недвижимость регистрационное дело является источником доказательств, а по движимости никакого единого источника нет и доказать истцу право крайне сложно.
Статья посвящена актуальным вопросам развития исполнительного производства с точки зрения его соотношения с отраслями материального и процессуального права. Автором предпринята попытка определить связь гражданско-правовых норм и норм законодательства о принудительном исполнении, пройти путь от материально-правовых основ исполнительного производства к конкретным его институтам. Целью этого анализа стал поиск комплексных решений проблем системы принудительного исполнения в современной России.
В статье исследуется российская судебная практика в отношении фиктивных организаций, подставных лиц и фактических руководителей. Автор приходит к выводу, что отечественные суды, прежде всего уголовные, активно поднимают корпоративный занавес, привлекая к ответственности фактических руководителей. Данный подход имеет под собой прочный экономический фундамент. Так, ценность гражданско-правовых имущественных регулятивных отношений заключается в том, что они упорядочивают оборот имущественных благ, позволяя распределять их эффективным образом, и сужают неопределенность будущего. Мнимые и притворные отношения не выполняют данные функции. Напротив, поскольку информация является ограниченным ресурсом, то непредоставление истинной информации о деятельности юридического лица и его органах увеличивает трансакционные издержки. По результатам исследования автор заключает, что для признания организации фиктивной решающим должен быть целевой критерий, а для признания лица фактическим или подставным руководителем - волевой. Также необходимо уточнить и систематизировать используемые понятия, исходя из примата гражданского права.
Опираясь на контрактную теорию корпорации, автор рассматривает отношения между членом совета директоров и хозяйственным обществом как договор об оказании управленческих услуг, а вознаграждение — как встречное предоставление. Сложность экономической системы не позволяет вывести золотую формулу расчета вознаграждения членов совета директоров, зависящую от результатов их деятельности. Поэтому размер вознаграждения членов совета директоров целесообразно определять исходя из стоимости затраченного ими времени. Поскольку решение о выплате вознаграждения является условием договора между обществом и членом совета директоров, то для признания его недействительным следует применять п. 2 ст. 174 ГК РФ, используя презумпцию явного ущерба. Под явным ущербом, при отсутствии доказательств обратного, можно понимать превышение размера вознаграждения в два и более раза средней цены на аналогичные услуги.
Статья рассматривает основные современные подходы к регулированию ответственности хозяйственных обществ в условиях экономической зависимости, анализирует проект изменений в раздел I ГК РФ в этой части. Автор обосновывает комплексный и гибкий подход к гражданско-правовому регулированию экономически неравных субъектов.