Статья
Strategy of Ontological Negativity in Meister Eckhart's Metaphysics and in Philosophical Traditions of India
В данной статье авторы исследуют онтологические стратегии метафизики МайстераЭкхарта, восходившей к неоплатонизму и ареопагитическому корпусу, и двух школ индийской философской традиции: адвайта-веданты, восходящей к текстам Упанишад,и раннего буддизма (канон «Типитака» и учение Нагарджуны). Эта задача сложна, поскольку легко поддаться искушению некоей внешней схожести, что и делалось, начиная с теософов, уже много раз, Экхарта пытались представить то как индийского йога, то как дзен-буддиста, то как тайного антропософа или каббалиста и т.д. Авторы далеки от подобных сюжетов. В статье показано, что, наряду с различиями в антропологии, гносеологии и сотериологии христианской и индийской традиций, а также различиями между ведической традицией и буддизмом, мы можем обнаружить схожие стратегии онтологической негативности и мистического опыта: отрешенность от мира образов и форм как высшее благо; отказ ассоциировать себя с телесностью, чувствами, познавательными способностями и разумом; интериоризация интенциональности сознания и прекращение его репрезентативной функции. Практически все системы индийской философии были проектами освобождения, превращения человека из существа несвободного и страдающего в существо свободное и блаженное. Идея освобождения духа лежит и в основе христианского учения о спасении как оставлении грехов и страданий, как блаженном единении с Богом. Учение христианских мистиков-неоплатоников о сокрытости, непознаваемости и невыразимости Бога как Единого и Ничто, а также идея постижения Бога посредством предельного отрешения от тварного мира и собственного эго дает нам основания для таких сопоставлений.
Представлен традиционный отечественный подход к нейрореабилитации высших психических функций больных с повреждениями мозга как в аспекте его исторического, так и содержательного формирования. Раскрываются некоторые трудности, «проблемные зоны» современной российской нейрореабилитации. Рассматривается комплексная работа с больными мультидисциплинарной команды специалистов. Подчеркивается важность работы не только с когнитивными, но, что не менее важно, с эмоциональными последствиями мозговых повреждений.
Исследуется проблематика так называемых «беспредметных представлений», которая преимущественно была разработана в рамках австрийской философии XIX в. Наш анализ сосредоточен на эволюции понимания и статуса беспредметных представлений в работах трёх ключевых авторов этой философской традиции: Б. Больцано, К. Твардовского и Э. Гуссерля. Этот анализ позволяет вскрыть ключевую идеологическую оппозицию, характеризующую философию того времени: оппозицию психологизма и логицизма.
На первый взгляд, между категориями «социальности» и «негативности» нет никакой связи, или, вернее связь между ними сугубо отрицательная. Казалось бы, это замечание должно было бы устроить автора, однако, как ни странно, он берется его отрицать. Цель данной работы показать, что освоение социального знания в 20-ом веке, в том виде, в котором оно происходило, было основательно фундировано усердным прочтением Гегеля, вся диалектика которого была и остается философией одного концепта – негативности. Автор намерен продемонстрировать наличие тесной связи между способами мыслить «социальное как таковое» и кропотливым освоением диалектики Гегеля – двумя интеллектуальными занятиями, которым предавались не последние умы 20-го столетия.
С этой точки зрения в книге рассмотрены: дискурс революционных программ 20-го века (К. Маркс, А. Кожев, Д. Лукач), экзистенциализм (Ж.-П.Сартр), теоретики франкфуртской школы (Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Г. Маркузе), представители феноменологической социологии (Н. Луман), современные авторы (П. Слотердайк, Ю. Хабермас) и мн. др.
Помимо обращения к философской классике автор прибегает и к весьма неожиданным сопоставлениям, не только демонстрируя глубокую общность взглядов, к примеру, Маркса и Соссюра, но и делая парадоксальное утверждение о том, что сами социальные явления, по большей части, являются воплощением негативности, одним из ярких примеров чего выступают, деньги. На пути негативного осмысления социального или социального осмысления негативного автор обращается и к таким общественным явлениям, как способность к действию, процедура социальной идентификации субъекта, распределение социальных ролей, учреждение моральных предписаний, феномен социального цинизма, развитие глобализации и ряду других отличительных свойств одного из самых условных образований нашего времени – человеческого общества.
Анри Корбен (1903–1978) — выдающийся французский ориенталист, философ и историк религий, опубликовавший на французском языке труды арабоязычных и ираноязычных богословов и философов IX–XIX вв., тем самым открыв для европейских учёных огромный культурный пласт. Корбен не ограничился переводом на родной язык не известных в Европе богословских и философских трактатов. Параллельно он готовил критические издания на языках оригиналов, снабжая их обширными комментариями. Можно смело сказать, что деятельность Анри Корбена обогатила не только западную, но и восточную науку, и это было должным образом оценено на Востоке. Иранские улемы, ревностно оберегавшие от посторонних наследие своих духовных учителей, раскрыли перед ним двери книгохранилищ; учёный установил дружеские отношения с шейхом Кирмани и Табатабаи. Результатом столь тесного общения стало тонкое знание ислама изнутри, и французский профессор обрёл новую ипостась — шиитского гностика и духовного искателя, который нёс своим читателям не мёртвую букву, но живое слово Бога.
В статье рассматривается, как, согласно Аристотелю, можно понимать не-сущее и небытие и какие допускаются способы высказывания о нем.
Тема настоящего исследования – демонстрация ключевых трансформаций, произошедших в практике освоения категории негативности в современной философии. Можно выделить четыре основные стратегии «обращения» с негативным: 1. «Парменидовская/(Аристотелевская)» (классическая) стратегия, рекомендует исключить несуществующее из плана существующего, по определению; 2. «Платоновская» (классическая), предлагает почти онтологизировать негативное в качестве причины преходящей и текучей длительности мира, однако, не позволить состояться данной онтологизации вполне, т.к. по истине существует лишь неизменное, а изменяемое лишь в качестве иллюзии («едва существования») – «становления»; 3. «Гегелевская» (неклассическая), настаивает на полноценной онтологизации негативного, а именно включении несуществующего в существующее на правах «организатора» динамичного процесса становления существующего; 4. «Постгегелевская» (неклассическая) предостерегает от субстантивации негативности – указания на ее источники (центры или очаги) и предполагает тотальный, диффузный и децентрированный характер распространения негативности. В целом неклассическая стратегия освоения негативного будет заключаться в различных практиках интеориоризации негативности. При этом гегелевская линия означает известную субъективацию негативного, а именно то, что в последующем позволит произвести антропологизацию негативного, т.е. связать наличие негативного в мире с наличием в этом мире человека. Под этим наличием понимаются 1. Знание мира о самом себе (Гегель, Хайдеггер) и 2. Практика изменять мир, т.е. порождать нечто новое через «способность человека к действию» (А. Кожев), или его «обреченность на свободу» (Ж-П. Сартр). Напротив, в постгегелевской стратегии негативное должно реализовать лишь свое дифференциальное, а не субстанциальное предназначение. Согласно данной альтернативе, негативное не должно подвергаться недопустимой, в отношении несуществующего, субстантивации. Следует сохранить за негативностью единственную роль – организовывать движение различений. Подобная стратегия могла бы помочь выработать наиболее адекватное представление о природе негативного.
Сопоставляются онтологические предпосылки различных подходов к интерпретации концептов «негация» и «негативность» в истории философии и логики.
In the second year of life, infants are actively interested in objects used by adults, despite the number of experienced difficulties in achieving their goals while handling these objects. What causes the child attempt to handle an object for a designated purpose while watching the adult? One of the evident explanations concerns the effectiveness of the adult’s behavior and the child’s desire to achieve the same result. However, multiple studies have shown that a child is guided not exclusively by the hoped-for result, but also by the adult’s intention. In our study, we verified the reason guiding a child’s choice in an ambiguous condition modeled by situations which contrast intentional and effective adult behavior. We discovered that infants between 17 and 20 months old preferred to copy an adult’s intentional action even if this action did not result in positive outcome, but did not copy an adult’s accidental action, even if the action ended up with an attractive result. However, the child’s tendency to follow the adult’s intention develops during the process of growing, as no similar pattern is observed in children between 12 and 16 months old. Here we also discuss this phenomenon in terms of its relation to the existing data on the overimitation effect and the age range of its manifestation. The current study provides a view of social learning development which is an alternative to the traditional view which treats social learning only as an increase in the complexity of acquired actions with age. Our results suggest that what changes with development is that actions learned and demonstrated by the child become more and more relevant to planning and control of behavior.
В статье рассматриваются взгляды Л.Н. Толстого в качестве не только яркого представителя, но и завершителя эпохи Просвещения. Сопоставление его идей с философией Спинозы и Дидро позволяет прояснить некоторые аспекты произошедшего в этом завершении перехода к уникальному толстовскому религиозно-философскому учению. Специальному анализу подверглись общие и специфические черты трех философов. Особое внимание уделено способу мышления, представленному в учении Толстого, Спинозы и Дидро, их отношению к науке, специфике их мировоззрения. Важным аспектом понимания стало раскрытие противоречия между образом мыслей и образом жизни трех философов. Исследована природа творческого мышления в их философии. У Дидро она описана через концепт парадоксализма, у Спинозы – через понятие целостности, у Толстого – через метод сцепления, обнаруженный им в литературном творчестве. Если для европейских просветителей образ мышления напрямую связан с природой человека, представленный как единство natura naturans и natura naturata, то для Толстого важнее всего некое априорное чувство жизни, пропитанное верой в Бога и инстинктом самоотдачи – любви к Высшему и другим людям. Метод сцепления уводит Толстого от прямого продолжения просветительских идей, делая значимым обращении не только к разуму, но и к творческой интуиции. Показан переход Толстого от рационального восприятия жизни к ее религиозным и экзистенциальным основаниям. Толстой постепенно уходит от идеи природного человека к идее человека, живущего по заповедям Христа. Показано, что начав с просветительского мировоззрения, Толстой заканчивает созданием религиозно-философского учения, характерного для начала ХХ века.
Материалы ежегодного международного научного форума, посвященного актуальным проблемам гуманитаристики.
This important new book offers the first full-length interpretation of the thought of Martin Heidegger with respect to irony. In a radical reading of Heidegger's major works (from Being and Time through the ‘Rector's Address' and the ‘Letter on Humanism' to ‘The Origin of the Work of Art' and the Spiegel interview), Andrew Haas does not claim that Heidegger is simply being ironic. Rather he argues that Heidegger's writings make such an interpretation possible - perhaps even necessary.
Heidegger begins Being and Time with a quote from Plato, a thinker famous for his insistence upon Socratic irony. The Irony of Heidegger takes seriously the apparently curious decision to introduce the threat of irony even as philosophy begins in earnest to raise the question of the meaning of being. Through a detailed and thorough reading of Heidegger's major texts and the fundamental questions they raise, Haas reveals that one of the most important philosophers of the 20th century can be read with as much irony as earnestness. The Irony of Heidegger attempts to show that the essence of this irony lies in uncertainty, and that the entire project of onto-heno-chrono-phenomenology, therefore needs to be called into question.
Статья посвящена концепциям техники в творчестве братьев Эрнста и Фридриха Георга Юнгеров. Проблема взаимосвязи техники и свободы рассматривается в широком контексте немецкой критики культуры начала XX в. и дискуссии о технократии до и после Второй мировой войны.
В сборнике представлены труды секции "Востоковедение" XLIII Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс», состоявшейся в Новосибирском государственном университете в 2005 г.
Анализ современного общества, пронизанного медиа, ведется с позиций этнометодологического подхода и представляет собой попытку ответа на кардинальный вопрос: что представляют собой наблюдаемые упорядоченности событий, транслируемых массовыми посредниками. Исследование ритуалов идет по двум основным направлениям: во-первых, в организационно-производственной системе медиа, ориентированной на постоянное воспроизводство, в основе которого лежит трансмиссионная модель и различение информация/неинформация и, во-вторых, в анализе восприятия этих сообщений аудиторией, представляющей собой реализацию ритуальной, или экспрессивной, модели, результатом которой является разделенный опыт. Это и означает ритуальный характер современных медиа.
В данной научной работе использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта № 10-01-0009 «Медиаритуалы», реализованного в рамках Программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2010-2012 гг.
Представлены результаты кросскультурного исследования взаимосвязи социального капитала и экономических представлений у русских (N=150) и китайцев (N=105). Выявлены различия в социальном капитале и экономических представлениях русских и китайцев. В обеих группах социальный капитал позитивно взаимосвязан с «продуктивными» экономическими представлениями и большинство взаимосвязей схожи по своей логике, однако существуют и культурная специфика.
Человечество переживает смену культурно-исторических эпох, что связано с превращением сетевых медиа в ведущее средство коммуникации. Следствием «дигитального раскола» оказываются изменения в социальных разделениях: наряду с традиционным «имущие и неимущие» возникает противостояние «онлайновые (подключенные) versus офлайновые (неподключенные)». В этих условиях теряют значение традиционные межпоколенческие различия, решающим оказывается принадлежность к той или иной информационной культуре, на основе которой формируются медиапоколения. В работе анализируются многообразные последствия осетевления: когнитивные, возникающие при использования «умных» вещей с дружественным интерфейсом, психологические, порождающие сетевой индивидуализм и нарастающую приватизацию общения, социальные, воплощающие «парадокс пустой публичной сферы». Показана роль компьютерных игр как «заместителей» традиционной социализации и образования, рассматриваются превратности знания, теряющего свое значение. В условиях избытка информации самым дефицитным на сегодня человеческим ресурсом оказывается человеческое внимание. Поэтому новые принципы ведения бизнеса можно определить как менеджмент внимания.
В данной научной работе использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта № 10-01-0009 «Медиаритуалы», реализованного в рамках Программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2010–2012 гг.