2010. Модель для сборки

8 апреля в рамках XI Международной научной конференции ГУ-ВШЭ по проблемам развития экономики и общества прошла сессия «Проблемы модернизации образования».

На сессии с докладом «Как "внедряется" новая модель образования?» выступили старший научный сотрудник Института развития образования ГУ-ВШЭ Андрей Захаров и специалист по выборке Фонда «Общественное мнение» Тимур Османов.

Основная дискуссия развернулась вокруг этого выступления, что вполне понятно: ведь два года назад в рамках IX «Апрельской» конференции в ГУ-ВШЭ на одном из круглых столов обсуждалась «Модель образования — 2020», ставшая основой Современной модели образования. Кроме того, на сессии выступили ведущий научный сотрудник Института развития образования ГУ-ВШЭ Марина Пинская с докладом «Слабые школы. Кто они?» и старший научный сотрудник Центра мониторинга и статистики образования Федерального института развития образования Анна Фатеева с докладом «Продолжительность образования в России. Опыт международных сравнений».

Андрей Захаров отметил в своем докладе, что цель проделанной работы — «разработать и апробировать инструментарий для мониторинга реализации Современной модели образования». Он подчеркнул, что проведено не исследование, а именно обследование, в котором Модель играет роль теоретической рамки. В обследование были включены 7 регионов: Астраханская, Калужская, Свердловская, Томская области, Республика Карелия, Чувашская республика, Хабаровский край. Анализировались статистические данные, нормативные акты, проводились социологические обследования. Ученые выясняли, каким образом та или иная идея, заложенная в Модели, реализуется на практике.

Теория и практика

Как выяснилось, многие идеи Современной модели образования на практике не находят никакого применения или реализуются не в полной мере.

Одна из ключевых идей Модели — переход на новую систему оплаты труда (НСОТ). В ходе обследования были выявлены значительные трудности перехода, что подтверждают, в частности, интервью с работниками органов управления образованием.

«Модель предусматривала расширение общественного участия в управлении образованием, и регионы рапортуют об успехах в этом направлении, но на деле все иначе. Показательно, что данные, которые нам удалось получить из региональных министерств, расходятся с теми, которые получаются после социологических опросов», — подчеркнул докладчик. К примеру, в Астраханской области, по официальным данным, доля школ, имеющих орган общественного управления, составляет 98%. При этом лишь 30% опрошенных родителей уверены, что в школе, куда ходит их ребенок, такой орган есть.

В Модели предполагалось, что информация о деятельности учебных заведений будет открыта для общества. Но в ходе обследования выяснилось, что общество очень плохо осведомлено о том, что на самом деле происходит в школах. И одна из причин — отсутствие оперативной информации в Интернете: около 70% школ на своих сайтах размещают отчеты о деятельности двух- и трехгодичной давности.

По словам докладчика, «обучение по индивидуальным образовательным программам в 10–11 классах», о необходимости которого говорили авторы Модели, проводится только в 1–4% школ в каждом регионе. На вопрос, почему так происходит, директора и учителя отвечают, что «дети еще не готовы выбрать профессию в таком возрасте», а «учителя не могут разрабатывать такие программы, потому что им не хватает знаний или опыта». Также заметно смещение интереса школьников в сторону подготовки к ЕГЭ. Опросы показали, что большинство из них не отказалось бы от дополнительных занятий именно для подготовки к единому экзамену.

В Современной модели образования речь шла о необходимости развития различных форм образования для детей с ограниченными возможностями, в частности с помощью дистанционных методов. «В Томской области обучение пилотной группы начнется только в этом году, — отметил Захаров. — В Хабаровском крае дистанционно обучаются только 33 ребенка с ограниченными возможностями».

Доля специализированных сайтов и сайтов школ с электронными образовательными ресурсами (ЭОР) не превышает 20%. По словам выступающего, «неожиданными оказались результаты интервью школьников и учителей: из них ясно, что учителя почти не пользуются ЭОРами, ссылаясь на нехватку времени, в то время как ученики довольно активно их применяют».

Система поддержки талантливых школьников, развитие которой также предусматривалось в Модели, до сих пор очень консервативна. По большей части это участие в олимпиадах и конкурсах, 60–80% родителей уверены, что их ребенок принимал участие хотя бы в одной олимпиаде, и только 40–50% уверены, что он участвовал в научных и творческих лагерях во внеурочное время. «Учителя и директора школ сетуют на недостаток финансирования, который заставляет отказываться от дополнительной работы с детьми, — отметил Захаров. — Также почти незаметно участие вузов в воспитании талантливой молодежи: как правило, их роль ограничивается проведением олимпиад или конкурсов, но не обучением».

«Формальная проходка»?

Заместитель директора Департамента государственной политики в образовании Минобрнауки России Мария Гончар, выступавшая в роли дискуссанта, заявила, что разочарована докладом. При разработке Современной модели образования было приложено много усилий, чтобы предложенные направления развития приводили к новому качеству образования, однако именно вопрос о качестве авторы обследования оставили за скобками.

По ее мнению, обследование представляло собой «формальную проходку по обозначенным в Модели мероприятиям», и, проводя социологические опросы, ученые не всегда понимали, что стоит за словами. Например, руководители Хабаровского края заявляют, что 100% школ перешли на новую систему оплаты труда, но что представляет собой региональная модель НСОТ? В данном случае, зная рамочные федеральные требования, можно сделать вывод, что заявление респондентов не соответствует действительности, потому что лишь в 58% школ Хабаровского края есть общественные советы, а без общественных советов НСОТ теряет смысл.

Чтобы определить, есть ли в школе НСОТ или индивидуальные образовательные программы, недостаточно прямого вопроса, заданного «в лоб», считает Мария Гончар. Необходима независимая система индикаторов, которые, возможно, непосредственно не связаны с нормативно-подушевым финансированием или НСОТ, но позволяют изучать ситуацию изнутри. «Когда мы в министерстве получаем данные из регионов о стопроцентном внедрении НСОТ, то стараемся проверить эти данные по множеству других показателей, а не только ориентируясь на слова людей», — подчеркнула Гончар. Таким образом, нужно использовать данные самых разных обследований, чтобы понять: есть продвижение по конкретному направлению Современной модели образования или нет.

Второй дискуссант, руководитель Центра мониторинга и статистики образования Федерального института развития образования Марк Агранович, также заявил, что разочарован докладом, авторы которого, по его мнению, «не стали копать вглубь». Типичная ситуация, когда на вопрос социолога, является ли платным школьное образование их детей, родители отвечают: «Нет», а потом добавляют, что деньги в школу приносят, но не на учебу.

Среди недостатков выступления Марк Агранович назвал его общую концепцию: «Давно прошло время, когда надо было проверять, вышел указ о внедрении НСОТ в регионах или нет». По его мнению, сейчас необходимо понять, есть ли реакция в системе образования на эти изменения или нет, в том числе на основании федерального государственного статистического наблюдения: изменилась ли структура финансирования образовательного учреждения благодаря переходу на нормативно-подушевое финансирование, снизился ли средний возраст учителей, изменились ли качество и доступность образования. Вывод дискуссанта: в большинстве случаев никакой реакции на изменения нет, и это вполне можно определить, анализируя статистические данные и проводя социологические исследования.

Анна Козлова, специально для Новостной службы портала ГУ-ВШЭ