«В России очень сильны образовательные традиции»

Джамил Салми — координатор проектов Всемирного банка в сфере высшего образования по Восточной Европе, в этом году вошел в состав Международного консультативного комитета Программы развития Высшей школы экономики. В интервью корреспонденту портала ВШЭ он изложил свои взгляды на реформу образования в России.

— Господин Салми, за последние 15 лет вы консультировали правительства более 35 стран по вопросам развития образования. В чем особенности ситуации в России по сравнению с мировой практикой?

— В России, как и в большинстве бывших советских республик, очень сильны образовательные традиции. В развивающихся странах все-таки приходится начинать с нуля. Стоит отметить, что для решения проблемы неравного доступа к образованию в СССР удалось чего-то добиться — по крайней мере, для женщин. Сейчас ваше общество развивается очень быстро, и, естественно, в начале трансформации система испытывает трудности.

Одной из сильных сторон советской системы был акцент на инженерном, физико-математическом образовании, а социальным и гуманитарным наукам в ней уделялось мало внимания. НИУ ВШЭ — хороший пример вуза, где, напротив, акцент сделан на социально-гуманитарное образование.

— Что вы думаете по поводу нынешних образовательных реформ в России? Обеспечит ли ЕГЭ равный доступ в вузы для всех абитуриентов? Или же дискриминация неизбежна?

— Пока я не настолько хорошо знаком с ситуацией в вашей стране, но я видел, как обстоят дела в Казахстане, Армении, Азербайджане. Там любой, у кого есть деньги, может купить себе право на поступление в вуз. С этой точки зрения, российский единый государственный экзамен, который позиционируется как независимый, прозрачный и объективный — большой прогресс.

Но в любом случае, вы должны еще удостовериться, что этот подход действительно можно называть меритократическим — дающим шансы всем наиболее способным людям, вне зависимости от их социального происхождения и достатка. Ведь результаты учебы во многом зависят от того, где ты родился — в городе или в деревне, в какой семье. Здесь нужны исследования, и если обнаружится, что в основном ученики с наиболее высокими баллами ЕГЭ — из более обеспеченных групп населения, это чревато проблемами для общества.

— Ректоры вузов часто говорят о том, что надо искать одаренных, талантливых детей. Но если школа пытается обеспечить равенство, каково «хорошистам» и «отличникам» учиться в одном классе с намного более слабыми учениками? И что делать с детьми мигрантов, ведь им особенно трудно освоить программу?

— У всех разные способности: кто-то станет хорошим математиком или филологом, а кто-то — баскетболистом. Главное, чтобы каждый ребенок мог реализовать свой потенциал, учится он в центре Москвы или за тысячу километров от столицы.

Проблема с детьми мигрантов сейчас растет во многих странах Восточной Европы — нередко у них хуже с грамотностью оттого, что хуже условия в семьях, и такие ученики заслуживают особого внимания. Применительно к России нельзя, чтобы дети из, например, Таджикистана, Азербайджана, Киргизстана учились в сегрегированных школах, где качество обучения будет ниже.

— Нужно ли как-то отделять слабых студентов в университетах? Все-таки высшее образование должны получать те, кто наиболее способен к этому.

— Следует различать нехватку таланта и недостаток академической подготовки. Разумеется, если вы устанавливаете в университете высокие стандарты, вам хочется, чтобы в нем учились только лучшие студенты. Противники программ в поддержку прав различных меньшинств считают, что если в группе будут студенты с разным социально-экономическим бэкграундом, это негативно повлияет на качество обучения. Но как показывают исследования, даже если уровень некоторых будет чуть ниже, сильно это не скажется, главное — хороший преподаватель.

Должны быть учебные заведения разного уровня, допустим, в США существуют так называемые «комьюнити колледжи», куда могут поступить дети с менее высокими академическими результатами. Если им удастся улучшить их за время обучения в колледже, они могут перевестись в университет. Так им дается второй шанс.

— Но должен ли давать такой шанс вуз, который хочет стать университетом мирового класса?

— Конечно, с одной стороны, в таком университете должна быть концентрация талантов, и его руководство хочет иметь лучших профессоров и лучших студентов. Но по многим причинам социального характера, о которых я говорил в своем первом докладе на семинаре Института развития образования ВШЭ, если поступать будут только абитуриенты из более обеспеченных или хорошо образованных семей, в этом есть опасность.

Существует такое понятие, как «добавленная ценность», в ряде стран оно используется для оценки качества обучения. Если у вас только лучшие студенты и лучшие профессора, это не добавляет никакой ценности обществу. Но если вы даете возможность учиться студентам, которые в силу своей принадлежности к менее защищенной социальной группе оказались хуже подготовлены, эффект для страны в целом будет больше.

— Во втором докладе вы также говорили о десяти ошибках, которые совершают университеты, пытающиеся достичь мирового класса. Чего стоит избегать российским вузам? И с кого брать пример?

— На мой взгляд, главная опасность многих российских вузов, и Высшая школа экономики здесь не исключение, — слишком быстрое увеличение числа студентов. Многие не успели обеспечить для этого соответствующие условия: найти преподавателей, ресурсы и прочее. Впрочем, у России есть преимущество перед многими другими странами: поскольку сейчас число абитуриентов у вас снижается, это должно будет дать возможность тратить то же количество средств на меньшие группы студентов.

Насколько мне известно, ваше правительство собирается консолидировать систему — укрупнять некоторые вузы, и это хорошо. Их будет меньше, но они будут «сильнее». Но сначала надо убедиться, что объединенные вузы хотят и могут работать вместе, и федеральные университеты не должны превратиться в этаких «монстров».

Хорошие примеры перехода вузов в ранг «университетов мирового класса» есть в Сингапуре, в Китае, два католических университета в Чили, Малайзия делает шаги в этом направлении… Но, возможно, вы найдете свой путь (как в построении университетов топ-уровня, так и всей системы) в создании разных уровней образовательных переходов, как, например, «комьюнити колледжи» в США.

— В этом году вы стали членом Международного консультационного комитета ВШЭ. Какие у вас впечатления от первого визита в Высшую школу экономики? Что вы могли бы порекомендовать?

— Я много слышал о ВШЭ и был даже очень впечатлен, когда увидел ваш университет своими глазами и пообщался с его сотрудниками. Замечательно, что столь многие из них разделяют энтузиазм ректора и его видение будущего вуза, это объясняет, почему Высшая школа экономики стала лидером среди других институтов.

В мае я еще вернусь в Москву на встречу с другими членами комитета. Думаю, мы обсудим все, что было достигнуто за прошедшие 12 месяцев, и посмотрим, насколько возможно для вуза выполнять наши рекомендации, а если нет, то почему. Как мне кажется, сейчас для НИУ ВШЭ главное — определить, в каких направлениях следует расширяться, поскольку рост идет очень быстро, и это может негативно сказаться на качестве программ.

Возможно, я также побываю в филиалах ВШЭ в других городах — в Перми или в Санкт-Петербурге. С точки зрения создания «университета мирового класса», всегда важно иметь обратную связь, знать, что сами люди внутри организации хотели бы в ней улучшить. Надеюсь побывать и в общежитиях Вышки, ведь любой университет — это, прежде всего, его студенты.

Мария Салтыкова, специально для Новостной службы портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука