Статья
Советская музыка как объект сталинской культурной политики
В статье анализируется становление языка сталинской культурной политики на материале музыкально-идеологического дискурса 1920-х — 1950-х годов. Автор предпринимает попытку дистанцироваться от ждановского нарратива о борьбе двух направлений в советской музыке, до сих пор доминирующего в историко-музыковедческих исследованиях. Идеологические определения, используемые для характеристики композиторского творчества, — такие, как «формализм», «натурализм», «реакционность», «космополитизм», «правдивость», «искренность», «простота», «народность», «партийность», — интерпретируются в новой, этической перспективе. Показано, что обвинения в формализме со стороны музыкальных идеологов — от РАПМ до Жданова и его последователей — в действительности апеллируют к парадоксальной этической норме, главным признаком следования которой является непоколебимая внутренняя уверенность композитора в том, что он ей следует. Имеет значение не следование норме само по себе, но отношение композитора к следованию норме и к отступлению от нормы. Именно это отношение конституирует композиторский этос.
В сборник вошли научные, литературные, публицистические материалы и интервью культурологов и литературоведов из разных стран (Германия, Грузия, Польша, Россия, США и др.), а также наблюдателей постсоветских трансформаций русско-грузинских отношений. Главная задача исследований — выделить в рамках междисциплинарного и международного диалога актуальные темы и ракурсы моделирования новой реальности этого литературно-культурного поля. Именно литература предоставила полезный материал, позволивший заглянуть за кулисы геополитических нарративов, так как политически значимые мыслительные категории являются неразрывно связанными как с литературными образами России и Грузии, так и с русско-грузинским мифом. Если в советскую эпоху этот миф способствовал почти ритуальному изучению истории взаимоотношений двух народов, то начиная со второй половины 1980-х годов именно он стал своего рода фундаментом для политического, военного, а также, как тогда казалось, и культурного размежевания некогда «братских республик».
Сборник подготовлен по материалам научной конференции, проведенной НИИТИАГ РААСН в 2007 году. Архитектура и градостроительство 1930-1950-х годов рассматривались в социокультурном и формо- стилистическом аспектах, с точки зрения формирования столичных эталонов и региональной специфики, творческих судеб крупнейших архитекторов, в контексте мировой архитектуры этого времени. Более 40 докладов, сделанных на конференции как маститыми, так и молодыми учеными, показали, что архитектура сталинской эпохи — явление сложное, противоречивое и на сегодняшний день по-настоящему далеко не изученное.
В книге рассказывается о том, как в сталинской культуре стало актуальным выражение любви к давно умершему поэту дореволюционной России. Этот исторический феномен, казалось бы, плохо согласуется с тем, что в Советском Союзе всячески подчеркивалось национальное многообразие в культуре, делался акцент на почитании современных героев как людей нового типа и шельмовался всякий, кто продолжал тянуть за собой груз прошлого. Автор дает философскую интерпретацию этого противоречия, рассматривая его как конфликт двух противоположных воззрений на время, или хронотопов. Во-первых, «монументализм», типичный и для современного культа национальных поэтов, в котором развитие в культуре увязано с истоками и хранилищами ее ценностей. Во-вторых, «эсхатология», для которой временность сопряжена с разрывами и переломными моментами. Оба подхода равноценно отражены в риторике пушкинского юбилея 1937 г. Теоретический аппарат этого исследования опирается в первую очередь на работы М. М. Бахтина и немецкую герменевтическую традицию. В отдельных главах рассматриваются теории современности Б. Андерсона, К. Лефорта, Ж. Рансьера, Д. Лукача и др. Книга адресована философам, историкам, культурологам, а также широкому кругу читателей.
В статье рассматриваются взгляды Л.Н. Толстого в качестве не только яркого представителя, но и завершителя эпохи Просвещения. Сопоставление его идей с философией Спинозы и Дидро позволяет прояснить некоторые аспекты произошедшего в этом завершении перехода к уникальному толстовскому религиозно-философскому учению. Специальному анализу подверглись общие и специфические черты трех философов. Особое внимание уделено способу мышления, представленному в учении Толстого, Спинозы и Дидро, их отношению к науке, специфике их мировоззрения. Важным аспектом понимания стало раскрытие противоречия между образом мыслей и образом жизни трех философов. Исследована природа творческого мышления в их философии. У Дидро она описана через концепт парадоксализма, у Спинозы – через понятие целостности, у Толстого – через метод сцепления, обнаруженный им в литературном творчестве. Если для европейских просветителей образ мышления напрямую связан с природой человека, представленный как единство natura naturans и natura naturata, то для Толстого важнее всего некое априорное чувство жизни, пропитанное верой в Бога и инстинктом самоотдачи – любви к Высшему и другим людям. Метод сцепления уводит Толстого от прямого продолжения просветительских идей, делая значимым обращении не только к разуму, но и к творческой интуиции. Показан переход Толстого от рационального восприятия жизни к ее религиозным и экзистенциальным основаниям. Толстой постепенно уходит от идеи природного человека к идее человека, живущего по заповедям Христа. Показано, что начав с просветительского мировоззрения, Толстой заканчивает созданием религиозно-философского учения, характерного для начала ХХ века.
Материалы ежегодного международного научного форума, посвященного актуальным проблемам гуманитаристики.
This important new book offers the first full-length interpretation of the thought of Martin Heidegger with respect to irony. In a radical reading of Heidegger's major works (from Being and Time through the ‘Rector's Address' and the ‘Letter on Humanism' to ‘The Origin of the Work of Art' and the Spiegel interview), Andrew Haas does not claim that Heidegger is simply being ironic. Rather he argues that Heidegger's writings make such an interpretation possible - perhaps even necessary.
Heidegger begins Being and Time with a quote from Plato, a thinker famous for his insistence upon Socratic irony. The Irony of Heidegger takes seriously the apparently curious decision to introduce the threat of irony even as philosophy begins in earnest to raise the question of the meaning of being. Through a detailed and thorough reading of Heidegger's major texts and the fundamental questions they raise, Haas reveals that one of the most important philosophers of the 20th century can be read with as much irony as earnestness. The Irony of Heidegger attempts to show that the essence of this irony lies in uncertainty, and that the entire project of onto-heno-chrono-phenomenology, therefore needs to be called into question.
Статья посвящена концепциям техники в творчестве братьев Эрнста и Фридриха Георга Юнгеров. Проблема взаимосвязи техники и свободы рассматривается в широком контексте немецкой критики культуры начала XX в. и дискуссии о технократии до и после Второй мировой войны.
В сборнике представлены труды секции "Востоковедение" XLIII Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс», состоявшейся в Новосибирском государственном университете в 2005 г.
Анализ современного общества, пронизанного медиа, ведется с позиций этнометодологического подхода и представляет собой попытку ответа на кардинальный вопрос: что представляют собой наблюдаемые упорядоченности событий, транслируемых массовыми посредниками. Исследование ритуалов идет по двум основным направлениям: во-первых, в организационно-производственной системе медиа, ориентированной на постоянное воспроизводство, в основе которого лежит трансмиссионная модель и различение информация/неинформация и, во-вторых, в анализе восприятия этих сообщений аудиторией, представляющей собой реализацию ритуальной, или экспрессивной, модели, результатом которой является разделенный опыт. Это и означает ритуальный характер современных медиа.
В данной научной работе использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта № 10-01-0009 «Медиаритуалы», реализованного в рамках Программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2010-2012 гг.
Представлены результаты кросскультурного исследования взаимосвязи социального капитала и экономических представлений у русских (N=150) и китайцев (N=105). Выявлены различия в социальном капитале и экономических представлениях русских и китайцев. В обеих группах социальный капитал позитивно взаимосвязан с «продуктивными» экономическими представлениями и большинство взаимосвязей схожи по своей логике, однако существуют и культурная специфика.
Человечество переживает смену культурно-исторических эпох, что связано с превращением сетевых медиа в ведущее средство коммуникации. Следствием «дигитального раскола» оказываются изменения в социальных разделениях: наряду с традиционным «имущие и неимущие» возникает противостояние «онлайновые (подключенные) versus офлайновые (неподключенные)». В этих условиях теряют значение традиционные межпоколенческие различия, решающим оказывается принадлежность к той или иной информационной культуре, на основе которой формируются медиапоколения. В работе анализируются многообразные последствия осетевления: когнитивные, возникающие при использования «умных» вещей с дружественным интерфейсом, психологические, порождающие сетевой индивидуализм и нарастающую приватизацию общения, социальные, воплощающие «парадокс пустой публичной сферы». Показана роль компьютерных игр как «заместителей» традиционной социализации и образования, рассматриваются превратности знания, теряющего свое значение. В условиях избытка информации самым дефицитным на сегодня человеческим ресурсом оказывается человеческое внимание. Поэтому новые принципы ведения бизнеса можно определить как менеджмент внимания.
В данной научной работе использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта № 10-01-0009 «Медиаритуалы», реализованного в рамках Программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2010–2012 гг.