?
"Чтоб над нами Русь не владела": отношение донских казаков - участников булавинского восстания к России и русским
Как хорошо известно, активными участниками булавинского восстания являлись донские казаки, которые, по мнению ряда историков (Б. Боук, В. А. Брехуненко и др), изначально или, по крайней мере к интересующему нас времени, обладали особой идентичностью, отличной от русской. Кроме того, согласно этой точке зрения, казаки четко отделяли Дон от России. Поэтому неудивительно, что в научной литературе можно встретить заявления о том, что во время булавинского восстания донская колония (и даже республика) противостояла метрополии или Дон «Руси» (Б. Боук, С. Г. Сватиков и пр.). Однако далеко не все историки разделяли такой подход к этому возмущению. Так, в советской историографии высказывалось мнение о том, что булавинское восстание не было чисто казачьим выступлением, а являлось крестьянской войной, во время которой русское крестьянство, бедное казачество и прочие выходцы из социальных низов единым фронтом выступили против эксплуататоров (например, Е. П. Подъяпольская). Вполне закономерно, что приверженцы этой точки зрения иногда весьма остро реагировали на заявления «донских буржуазных автономистов», согласно которым казаки осознавали «свою государственную и национальную обособленность от России» (Н. А. Мининков, А. П. Пронштейн). Чтобы разрешить проблемы, связанные с отношением казаков-булавинцев к России и русским, автор привлек, разнообразные источники, исходившие как из стана повстанцев, так и из лагеря их противников (главным образом, эти источники опубликованы в сборнике «Булавинское восстание» М., 1935). И хотя неизвестные источники, порожденные булавинским возмущением, в последние десятилетия историкам встречаются довольно-таки редко, автору удалось обнаружить новые и важные архивные документ, которые, насколько известно, до него никто никем не использовались. Анализ этих источников привел Е. Н. Трефилова к выводу, что несмотря на особую казачью идентичность, автономистские и даже сепаратистские заявления, непростые отношения с царем и Российским государством, повстанцы были крепко привязаны к этому государству и русским людям. И если советские историки акцентировали внимание на «классовой солидарности» «голутвенного», бедного казачества с русскими крестьянами и прочими простолюдинами, то автор данной работы показывает, что в первую очередь роднила казаков с русскими людьми (причем не только с простолюдинами) православие. И на это не влияло даже то, что какая-то часть булавинцев являлась старообрядцами. «Родство» казаков с русскими помимо прочего проявлялось в том, что повстанцы зачастую избегали летального насилия, т. е как они говорили «напрасного пролития христианской крови». Кроме того, в настроениях повстанцев можно обнаружить обеспокоенность за судьбу страны и царя, т. е. Петра I. Таким образом, Е. Н. Трефилов показывает, что хотя по форме патриотизм мятежных казаков совсем не походил на патриотизм представителей политической и интелектуальной элиты, по сути, от этого патриотизма мало чем отличался.