Глава
Насильственный постриг княжеской семьи в Киеве: от интерпретации обстоятельств к реконструкции причин
Галицкий князь Роман и постриженная им Предслава были правнуками одного и того же лица, и, следовательно, состояли в 6-ой степени кровного родства. Родители Предслава, Рюрик и Анна также приходились друг другу кровными родственниками в 6-ой степени, недозволенной для брака. Желая по политическим и династическим причинам расторгнуть свой брак, Роман воспользовался каноническим правом в качестве орудия для достижения своих целей инициировав постриг своей жены, тестя и тещи и заставил остальных русских князей признавать необратимость этого акта вплоть до своей смерти.
В книге
Летописный рассказ о сватовстве князя Владимира к Рогнеде традиционно привлекает читателя богатством эмоциональных красок, фольклорных подробностей и межкультурных соответствий. При несомненном и наглядном драматизме изображаемой в летописи ситуации она обладает множеством подтекстов, отнюдь не все из которых уже введены в исследовательский оборот. Так, фабула этого эпизода во многом строится на оскорблении Рогнедой Владимира («не хочю розути робичича . но Ярополка хочю») и на последующей мести и реванше князя над правящим в Полоцке родом. Между тем, если рассматривать данный фрагмент не только как интереснейший и довольно сложно устроенный нарратив, но и как воспроизведение сути некоего диалога, имевшего место в действительности, то помимо оскорбительного характера реплики Рогнеды, нельзя не обратить внимание на ее собственно правовой аспект. Дочь мигранта в первом поколении естественным образом мыслит правовыми категориями, актуальными для ее прежней родины. В архаическом скандинавском праве существует специальная норма, согласно которой ребенок, рожденный от свободного и рабыни (и, соответственно, от свободной и раба), не может наследовать родовое имущество своего отца, даже если тот освободит его мать и женится на ней. Летописная Рогнеда действует вполне в духе традиций своей родины, упрощая и обостряя некоторую довольно сложную житейскую ситуацию, дабы свести ее к понятному и безапелляционному положению в праве — Владимир как сын рабыни не является наследником родового имущества ни первого, ни второго порядка. Иначе говоря, в глазах Рогнеды он не может унаследовать это имущество и в случае гибели своих братьев. Рогнеда при этом оказывается неправой, рассматривая Киев как обычное родовое владение, а Владимира — лишь как сына своего свободного соотечественника от рабыни. «Несостоятельность» такой позиции является в известном смысле симптомом перехода Рюриковичей от статуса рода к статусу династии, всегда живущей по несколько измененным относительно общеродовых правилам наследования.
Статья посвящена основным направлениям развития Новгород-Северского княжества и города Новгород-Северский. Сделана попытка синтезировать данные археологических материалов для проверки и дополнения информации летописных известий.
Нарушение церковных правил в области брачного права в династическом обиходе домонгольской Руси носили неслучайный характер и опирались на так называемый «семейные прецедент», когда близкие потомки одного и того же лица считали возможным совершать действия, запретные с точки зрения канонического права. В тех случаях, когда микротрадиция семейных прецедентов входила в противоречие с общеродовой практикой династии, она была обречена на относительную краткость существования.
В статье обсуждаются ранее не исследованные политические связи датских правителей с восточными и западными славянами в первой половине XII века, а также наделение прозвищем как символ десигнации будущего наследника высшей власти в стране.
Русскую историю второй половины XI — начала XIII в. попросту невозможно изложить без постоянного упоминания половцев. Взаимодействие с этими кочевниками, однако, не сводилось к прямому военному противостоянию. Рюриковичи с самого начала стремились использовать «атомную энергию» половецких кланов в собственной внутридинастической борьбе, не переставая, впрочем, время от времени объединяться в общерусских походах на половцев. При этом на протяжении многих десятилетий русские князья женились на половчанках, гостили у своих степных союзников и принимали их у себя, вырабатывали общие дипломатические практики и церемониалы. Одним из воплощений русско-половецкого взаимодействия, своеобразным сгустком династической истории, оказываются «русские» имена, неожиданно появляющиеся у половецких князей. Корпус этих имен относительно невелик, но история их функционирования позволяет выявить многие важные аспекты в том переплетении «своего» и «чужого», которое характеризует сосуществование русского правящего рода и половецкой элиты на протяжении почти двухсотлетнего периода.
Действия князя Романа Мстиславича по отношению к семье своей жены являют собой первый на Руси образчик манипуляции брачным каноническим правом, когда одно и то же действие объявляется по мере надобности то допустимым, то строго запрещенным. Такая манипуляция служит одним из симптомов кардинальной перестройки всего династического обихода русских князей и системы наследования власти в целом
В Скандинавии и на Руси в X-XIII вв. существовал строгий запрет на наречение ребенка именем живых прямых предков и требование называть детей в честь умерших предков. При этом мог использоваться принцип варьирования имени, когда имя потомка заключало в себе одну из основ двусоставного имени отца или деда. Имя дяди не находилось под столь строгим запретом, как имена прямых предков. Наречение племянника в его честь могло скреплять договорные отношения между несколькими старшими родичами