Глава
Право интеллектуальной собственности: история становления и развития
В главе раскрыты основные этапы исторического развития права интеллектуальной собственности, а также общие тенденции и особенности развития национального законодательства об авторском, патентном праве и товарных знаках. Особое внимание уделяется истории развития международного законодательства в сфере интеллектуальной собственности и актуальным тенденциям развития права интеллектуальной собственности на современном этапе.
В книге прослеживаются исторические и генетические связи и параллели в различных странах и периодах между социально-правовыми институтами урегулирования споров, к которым относятся посредничество, третейский суд и связанные с ними процедуры. В монографии, в частности, рассмотрено становление института мирового соглашения и примирительных процедур и их применение в различные исторические эпохи: при родовом строе и в традиционных обществах; в праве и практике Древней Греции, Рима и Иудеи; в Европе в период средневековья, индустриального и постиндустриального общества. Значительное внимание в исследовании уделяется культуре урегулирования споров как части правовой и деловой культуры. Предназначена для всех, кого привлекает изучение теории и практики применения медиации, переговоров, других альтернативных процедур, а также мирового соглашения.
Каковы истоки и пределы жестокости норм обычного и писаного русского права по отношению к женщинам? Как и когда возникла практика применения позорящих наказаний для женщин, под влиянием каких правовых источников? Какие цели могло преследовать подобное наказание и какие последствия имело для униженной позором женщины? Как долго существовало? В чем своеобразие русской риторики позорящего, гендерно-окрашенного насилия в отношении проступков, связанных с женским телом? К этой теме уже обращались российские антропологи, но далеко не все аспекты этой темы казались поднятыми. Автор данной статьи отвечает на эти вопросы.
Рассматривается история понятия "Права человека", а также его понимание в разных контекстах, в том числе субъективном и объективном. Кроме того, автор задается следующими вопросами: Можно ли говорить о том, что права человека - едины для всех стран и народов, культур и цивилизаций? Или все же существует национально-культурная специфика в их понимании?Можно ли говорить о том, что права человека - едины для всех стран и народов, культур и цивилизаций? Или все же существуетнационально-культурная специфика в их понимании? Если все же существует национально-культурная специфичность, то не будет ли ее признание оправданием авторитарных/тоталитарных режимов?
Автор различает подходы к праву, представленные в трудах классиков евразийства. Различия между подходами, по его мнению, объясняются метаюридическими основаниями, которыми они обусловлены, - учением о «всеединстве» у Л.П. Карсавина и «феноменологическим методом» у Н.Н. Алексеева.
В статье речь идет об особом способе урегулирования споров — мировом ряде, существовавшем в Новгородской республики в XI–XV веков. Мировой ряд был отдельной процедурой разрешения споров, отличной от третейского суда, переговоров и посредничества. Мировое соглашение между сторонами, достигнутое в результате мирового ряда, имело обязательную силу и не могло быть пересмотрено в судебном порядке. Исторические документы свидетельствуют, что эта процедура применялась, как правило, среди купцов и была важной частью русской национальной культуры мирного урегулирования споров.
Глава посвященная российскому либерализму прослеживает историю российской либеральной мысли и отражения в ней контекста имперского разнообразия на протяжении XIX-начала XX вв. В главе анализируется процесс заимствование стратегий европейского либерального универсализма и развитие рамки национального либерализма как ответа на проблемы империи. Автор утверждает, в истории российского либерализма была и отличная от национального либерализма парадигма, которую можно обозначить как парадигму имперского либерализма. Именно эта парадигма позволила российским либералам найти свое место в имперской политике начале XX века, несмотря на противоречия контекста массовой политики и классического либерализма. В главе впервые вводится в научный оборот исследованная автором транснациональная генеалогия проекта «Великой России»П.Б. Струве.
This article is devoted to the Digest of the Laws of the Russian Empire – an embodiment of the operative legal system in late imperial Russia. Even though the Digest contained the law in force, and thus should be studied as a crucial source on Russian (legal) history, its meaning has been often overlooked. The reason for that is a remarkable difference between the original texts of laws adopted by the legislator, and their published form in the Digest. This difference came from the necessary editing procedures when every new piece of legislation was included in the existing system of the Digest. This strange feature of legal procedure when two different versions of a particular law – the original one and the one codified in the Digest – both remained in force should be considered as a part of official autocratic legality in late imperial Russia. Even though it may seem inefficient and irrational, the practice of obligatory codification of laws in the Digest existed for a rather long time – from 1835 until 1917. My research aims to find possible explanations for the Digest’s prolonged existence in the context of political and legal culture of late imperial Russia. What did Russian ‘official legality’ actually mean on the levels of theory and action?