Глава
Сhristian realism contra «Revolt of the masses»
in this article the author shows that after revolutions of XX century
for the thinking person uncertainty in all moral values becomes fundamental.
In the situation of cultural crisis, revolts of mass consciousness we clear understand
collapse of all moral ideals. Person does not know what has spiritual value in
his life. He doubts in all ideals and principles. And this uncertainty becomes the
first step to the awareness of true foundation – spiritual reality, which is opposite
to earth reality. Russian philosophers have seen the solution in the ideas of Christian
realism.
В книге
-
В статье предпринимается попытка проанализировать взгляды эмигрантского поэта, писателя и философа-любителя Бориса Поплавского (1903-1935) на диалектику исторического процесса и того места, которое в ней занимает революция и террор. Основной акцент делается на его статье «Личность и общество» (1934), аргументация которой, на мой взгляд, обнаруживает определенную зависимость от того «революционного», во всех смыслах, прочтения гегелевской «Феноменологии духа», автором которого был русский эмигрант Александр Владимирович Кожевников, alias Кожев. Признание Поплавским исторической необходимости революционного насилия (что, в частности, нашло свое отражение в романе «Домой с небес») может быть связано с его участием в семинаре по Гегелю, который Кожев вел в 1933-1939 годах в Высшей практической школе (École pratique des hautes études) в Париже. Поплавский официально посещал семинар в 1934-1935 учебном году, но, как показывает анализ содержания его статьи, мог присутствовать и на занятиях предыдущего учебного года, и особенно на тех, на которых Кожев разбирал диалектику смерти у Гегеля.
Когда мы задумываемся о событиях, изменивших судьбы целых государств, нам легко оперировать «большими величинами». Неуди- вительно – ведь кажется, что нигде воля огромных масс людей не становится столь очевидной, чем в описании революций, завоевательных войн, социальных потрясений. Четкие очертания приобретают как волевые усилия побеждающего сообщества, так и катастрофическое разрушение мира тех, кто не смог вписаться в новые контуры вселенной. Чем дальше от нас событие, тем больше искушение видеть именно «большие величины» – ведь иначе невозможно понять, что происходило с каждой отдельной точкой меняющегося пространства. Вопрос о соб- ственном поведении в ситуации цивилизационного слома для честного перед собой человека, как правило, не возникает – невозможно рас считать собственный выбор в ситуации, которую мы принципиально не способны пережить. Не возникает до тех пор, пока не появляется ощущение приближения чегото, возможно, совершенно иного по природе, но сопоставимого по масштабам. Это ощущение меняет оптику восприятия далекой эпохи – вопросы, которые определяют ситуацию нашей современности, влекут за собой и то, о чем мы вопрошаем прош лое. Когда теряешься в попытке осознать, что происходящее вокруг значит именно для меня, становится предельно ясно, что другие люди уже вглядывались в мир вокруг себя в поисках ответа. И эти люди много лет назад свой выбор осуществили. Нам сегодня видно, к чему этот выбор привел – иногда это история успеха, иногда – катастрофической ошибки. Эпоха перелома не дает воспользоваться «рецептом», тут чело- век действует на свой страх и риск, руководствуясь некими предельно значимыми для себя ориентирами. Понять, что именно заставило его сделать тот или иной выбор – тот еще интеллектуальный квест. Особенно если пытаешься найти ответ на собственный вопрос, заданный из собственного времени.
Конец XIX и ХХ век называют (и справедливо) эпохой войн и революций. В 1900 году в «Трех разговорах» это предсказал Владимир Соловьев. Предсказание ис- полнилось сполна. Две огромных войны, не считая мелких, но кровавых, а также три русских революции – 1905 года, две в 1917 году, революция в Италии (1922 – Муссолини), революция в Германии (1933 – нацисты и Гитлер). Но гораздо точ- нее назвать это время эпохой ужаса. Прошли революции, анархизм, коммунизм, большевизм, бывшие псевдонимами разных частей наступившего на мир ужаса, растворились во времени, от них остались воспоминания. Но какой-то закон агрессии по отношению к ближнему под разными названиями пылает как неза- тухающий подземный костер.
Споры о причинах и о характере Русской революции, которым посвящена данная рубрика Форума, начались непосредственно после свержения царя и продолжа- ются до сих пор. Казалось бы, что ничего необычного в этом нет. Ведь споры о Великой французской революции длятся намного дольше, и конца им не видно. Однако между французской и русской революцией существует одно принципи- альное различие: революционный цикл завершился во Франции после 25 лет, т.е. в течение одного поколения, реставрацией. В России же свидетелями революци- онного цикла стало несколько поколений. Ни одна из европейских революций не удержалась у власти так долго, как большевистская, ни одна не пустила таких глубоких корней. Но была ли победа большевиков в октябре 1917 г. чем-то неиз- бежным? Являлся ли большевистский переворот логическим завершением «Февраля»? Так считают многие аналитики, которые упоминаются в статьях этой рубрики и которым я хотел бы в этом кратком вступлении уделить некоторое внимание.
-
«Русская весна» 1917 г. принесла в страну революцию. И это – не поэтическая метафора. Кто-то может увидеть своего рода моду в таком эпитете, если вспом- нит «Пражскую весну» 1968 г. или даже современные события на арабском Во- стоке, которые журналисты любят называть «арабской весной». Однако тексты времени первой русской революции столетней давности обнаруживают, что со- бытия в Петрограде и Москве современники называли «мартовской революци- ей», несмотря на столетнюю привычку учебной литературы в СССР, а затем в России, именовать ее «февральской».
Данное издание продолжает научно-исследовательскую серию «Лите‑ ратура. Век двадцатый» (выпуск 1-й – «Лики времени», 2009; выпуск 2-й – «Литература и война. Век двадцатый», 2013; выпуск 3-й – «Лите‑ ратура и идеология. Век двадцатый», 2016), в основу которой положены материалы международной конференции «Лики ХХ века», регулярно проводимой филологическим факультетом МГУ имени М.В. Ломоно‑ сова в память о профессоре Л.Г. Андрееве. Центральное место в насто‑ ящем выпуске занимает приуроченная к столетнему юбилею русской революции подборка материалов, посвященная отражению революци‑ онных событий в западной и русской литературе, в литературе русской эмиграции и советско-западным литературным и культурным контак‑ там 1920-х–1930-х гг. Также рассматривается воздействие различных революций ХХ века (политических, социальных, эстетических, науч‑ но-технических и т.д.) на литературу и культуру Европы и Америки.
В письмах Элеоноры Лорд Прей (1868-1954) описываются реакция на сообщение о свершившейся революции, первые митинги и демонстрации на Дальнем Востоке, революционный подъем и окончание революционных событий, интервенция и приход к власти большевиков в 1922 г. Зачастую оценки Прей достаточно критичны и отмечены печатью разочарования в современном обществе, а взгляд на текущие события обнаруживает сожаление об ушедших временах и наступивших переменах. Автор пишет о полной абсурдности происходящих общественных перемен и непоследовательности революционеров. В тоже время восторженный энтузиазм от возможности нового светлого будущего для России сменяется горьким разочарованием свершившегося. Особое место уделяется интервенции и взаимоотношениям с новой властью. В 1930 г., после тридцати шести лет жизни во Владивостоке, окончательно потеряв все возможности для жизни в советской России, Прей покидает ее навсегда