Предпринятый сравнительный контент-анализ школьных учебников советского и постсоветского периодов отечественной истории позволяет сделать вывод о возрастающей индивидуализации моральной сферы в российском обществе.
Отчет о работе 106-й ежегодной конференции Американской Социологической Ассоциации, состоявшейся 19-23 августа 2011 г. в Лас-Вегасе, США
В статье раскрываются элементы новой трудовой этики сельских жителей посредством анализа вербальных маркеров моральных эмоций. Идея анализа эмоций появилась в процессе исследования общих социально-структурных условий российского села, поскольку интервью сельчан изобиловали репрезентациями негативных эмоций. Основываясь на корпусе работ в области социологии эмоций, в первую очередь - на исследованиях стыда и зависти, авторы находят проявления эмоций, которые указывают на появившееся в новых социально-культурных условиях «презрение» к сельскому/физическому труду со стороны непосредственного окружения и общества в целом. Этот эмоциональный фон обусловливает негативные последствия стыда и зависти, снижающих самоуважение и самоэффективность, приводящих к отказу от активной трудовой деятельности и ослаблению социальных связей. В результате, этика крестьян включает необходимость трудиться только для удовлетворения базовых потребностей, понижение стремления к экономическому успеху и одновременно мотив терпения и страдания вследствие «необходимости» так тяжело и «грязно» трудиться.
В статье предложен анализ основных ключевых событий, связанных с изменениями в молодежных культурах и гражданских практиках современной России, произошедших за первое десятилетие XXI в. Параллельно рассматриваются дискурсивные представления о молодежи, характерные для этого периода (государственные программы, обращенные к молодежной теме, медийные проекты, активистские инициативы), а также политические ответы на рост молодежной активности, включая проекты молодежной мобилизации. Ключевое событие - финансово-экономический кризис (рецессия) 2008 г. - рассматривается в качестве перелома / рубежа нулевых, которое особым образом сказалось на переопределении молодежного вопроса в современной России в разных измерениях: политически-активистком, патриотическом, городском, субкультурном, информационном и др. В статье предлагается новый фокус рассмотрения новых форм молодежной активности через призму солидарного подхода, анализируются ключевые тренды новых молодежных солидарностей в политическом, культурном и экономическом измерениях.
В статье рассматриваются подходы к определению социальной сплоченности, обсуждаются трудности его концептуализации. Определения социальной сплоченности варьируются не только между изучающими ее дисциплинами, но внутри самих дисциплин. Сегодня «социальная сплоченность» – это не один концепт, а множество разных. Кроме академического интереса, исследования сплоченности стимулируется политическими дебатами, в которых данный термин пользуется все большей популярностью. Статья начинается с общей реконструкции представлений о сплоченности в классических работах по социологии. В последующих частях рассматриваются вопросы, связанные с определением социальной сплоченности. В исследованиях малых групп рассматриваются групповой и индивидуальный уровни социальной сплоченности. Ранние исследования сплоченности в социально-психологических работах рассматривают сплоченность в терминах привлекательности группы для ее членов. Эта трактовка критикуется за ее акцент на субъективных восприятиях индивидов и невнимание к групповым характеристикам сплоченности. Акцент на группах имеет недостатки. Соотношение и противопоставление двух уровней сплоченности является одной из наиболее серьезных проблем в исследованиях сплоченности. Остро стоит вопрос о соотношении рациональных и аффективных факторов сплоченности. Исследователи расходятся во мнении, считать ли сплоченность процессом или некоторым состоянием. Во многих работах сплоченность фигурирует как синоним солидарности и доверия, и находится в разных отношениях к таким понятиями как инклюзия, социальный капитал, социальное разнообразие, бедность. Поздние исследования социальной сплоченности в основном ориентируются на многомерные модели. Социальная сплоченность предстает в таких исследованиях как составное понятие, сводящееся к взаимодействию независимых факторов. Несмотря на долгую традицию исследований социальной сплоченности и разработки сложного инструментария для ее измерения в разных группах, ученые далеки от согласия в определении общей дефиниции. В статье предлагается новый подход к конструированию наиболее удачного определения социальной сплоченности. Сущность этого похода заключается в обращении к обыденному использования понятия «сплоченность». Обыденный язык является ключом к пониманию культурного контекста («формы жизни»), к которому принадлежат члены того или иного сообщества. Понимание категорий обыденного языка нацелено не на отыскание их сущности, а на описание того, как и в каких обстоятельствах члены наблюдаемого сообщества пользуются этими категориями. Поиск обыденного значения социальной сплоченности представляет собой вариант необходимой предварительной работы, которую часто минуют в исследовательской практике. Внимание к употреблению понятия «сплоченность» в обыденной языковой практике позволяет избежать путаницы и споров вокруг дефиниции сплоченности, предоставляя надежный критерий для ее понимания.
В предисловии к "Социологическому ежегоднику" анализируется современная ситуация в зарубежной и отечественной социологии и раскрывается актуальность и теоретическое значение представленных в данному выпуске материалов.
В статье рассматриваются актуальные направления в современной социологии: социология эмоций и социология морали. Обсуждаются причины возрождения интереса социологов к морали и моральному поведению, которые тесно связаны с исследованием моральных эмоций. Это открывает новые области для сотрудничества социологов и социальных психологов. Автор прослеживает традиции изучения моральных эмоций в социологии и социальной психологии до настоящего времени, делая особый акцент на социологическом исследовании чувства стыда и чувства вины. Автор приходит к выводу, что возрождение социологии морали отчасти связано с бурным развитием социологии эмоций, в которой моральные эмоции исследуются с помощью концепции личностной идентичности.