• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Инвалидам платят, чтобы они "не высовывались"»

Существует ли в России инклюзивное образование? Чему российские вузы могут и готовы научить людей с ограниченными физическими возможностями? Ответить на эти вопросы с учетом собственного опыта пытается Валентина Ермолаева, студентка магистратуры ВШЭ, оканчивающая программу «Политический анализ и публичная политика».

— Валентина, расскажите, пожалуйста, о себе и о том, как вы получали первое образование.

— Я родом из небольшого городка в Оренбургской области и там окончила общеобразовательную школу, несмотря на то, что с девяти-десяти лет у меня начались проблемы со зрением после перенесенной ангины. Еще тогда поднимался вопрос о том, чтобы оформить меня в специальную школу для слабовидящих детей, но благодаря усилиям моих родителей мне удалось продолжить обучение в обычной школе, и я об этом нисколько не жалею. Хотя, не буду скрывать, я сталкивалась с большим количеством проблем, не все учителя относились к этой ситуации нормально. Школу я окончила успешно, фактически с отличием, но медали не получила, поскольку педагоги, видимо, считали, что «расходовать» медаль на человека с инвалидностью «нерационально» — есть те, кому она больше бы пригодилась.

А после окончания школы встал вопрос о получении высшего образования. Теперь я уже понимаю, что мне изначально следовало выбрать несколько иной путь моей профессиональной карьеры. У меня всегда была мечта поступить на юридический факультет, но когда я пришла подавать документы в приемную комиссию Самарского государственного университета — на тот момент со зрением у меня было получше, — мне в ответ просто пожали плечами: мол, аттестат у вас хороший и есть шансы на поступление, но в дальнейшем вы все равно не сможете себя реализовать, так зачем сейчас отнимать место у «нормальных» абитуриентов? Пришлось поступать на менее «популярный» факультет — исторический. Причем получилось у меня это не с первого раза, потому что на первом же письменном экзамене меня «завалили», сославшись на то, что мой почерк невозможно разобрать. Но я не отступилась, снова готовилась и в конечном счете прошла вступительные экзамены, отучилась положенный срок и получила диплом о высшем образовании.

— Как вы учились в течение этих пяти лет?

— Конечно, в процессе обучения не так все легко складывалось. Например, доступ к ресурсам библиотеки был ограничен — нужные мне экземпляры находились только в читальном зале, так что я оформляла ночной абонемент и по ночам там занималась, чтобы не слишком отставать от своих сокурсников. В принципе я не могу сказать, что очень довольна тем, как окончила университет, мне казалось, что я могла бы добиться большего. Но я не хотела кого-то из преподавателей «напрягать», жаловаться на что-то. Обидно, правда, что не удалось поступить в аспирантуру — меня сразу предупредили, что лучше не тратить свои силы на это, потому что в аспирантуру достаточно кандидатов, которых будет более удобно учить.

— После выпуска вам удалось найти работу?

— Я вернулась к себе в город и устроилась в местный филиал Московской государственной технологической академии, в течение нескольких лет преподавала на кафедре гуманитарных наук. А потом вышла очередная неприятная история. Я хотела получать ученую степень, но была вынуждена уволиться «по собственному желанию», пока наш филиал проходил переаккредитацию. Не хочу об этом много говорить или обвинять кого-то: получилось так, как получилось. После этого я почти на два года осталась без работы. Сама не знала, чем заняться, понимая, что и зрение уже не позволяет делать многое из того, что мне хотелось — например, читать. У меня начался «информационный голод». Но потом мои знакомые по местному Обществу слепых предложили поехать в Москву на профессиональную реабилитацию.

— В чем она заключалась?

— Эти занятия (основная часть в них связана с информационными технологиями) проводит Институт профессиональной реабилитации «Реакомп». С них, можно сказать, началась моя вторая жизнь. Я до этого даже не знала, что существует программное обеспечение, которое позволяет людям с проблемами зрения считывать информацию с монитора, пользоваться синтезатором речи. Конечно, давалось обучение тяжело, и освоить все это за три недели, что я находилась в Москве, было невозможно, но я продолжала тренироваться дома в течение еще целого года. Я смогла освоить пользование интернетом, различными прикладными программами, научилась находить нужную мне информацию.

— Когда вы решили, что хотите получить новое образование?

— К нам на курсы в «Реакомп» приходила одна девушка, которая ранее была участницей международной стипендиальной программы Фонда Форда, и именно она рассказала о том, что у нас есть возможность принять участие в этом конкурсе и попытаться выиграть образовательный грант фонда. Сначала я не рассматривала эту идею всерьез — подумала, что мне будет слишком сложно, даже невозможно соревноваться со здоровыми людьми. Но постепенно я этой идеей «загорелась», нашла на сайте фонда информацию и подала заявку на участие в конкурсе, который оказался заключительным, девятым — Фонд Форда сворачивал эту стипендиальную программу в России. Было три этапа конкурса. На первых двух я писала проекты, в том числе проект центра правовой защиты, который действовал бы на региональном уровне. А затем меня пригласили в Москву на собеседование. Видимо, что-то конкурсную комиссию в моих проектах заинтересовало. Через месяц из фонда пришло письмо с подтверждением того, что я получила грант.

— Дальше нужно было решить, как его использовать?

— Да, стипендиальная программа обеспечивала финансирование обучения, но как именно распорядиться грантами, решали их получатели. Многие сразу выбирали для себя зарубежные магистратуры, но для меня учиться в Москве уже было бы огромной удачей. Единственное ограничение было связано со временем — грант не бессрочный. Начались поиски вуза. Руководитель программы Фонда Форда Оксана Орачева посоветовала мне подать документы в несколько вузов. Но оказалось, что в МГУ имени Ломоносова интересная мне магистерская программа еще не открыта, а вот в Высшей школе экономики я нашла то, что мне было нужно. В приемной комиссии мне помогли с подготовкой документов, и на вступительных экзаменах мне пошли навстречу — там у меня был, можно сказать, личный секретарь, который помогал фиксировать мои ответы, набирая их на ноутбуке, а экзамен по английскому языку я вообще смогла пройти в устной форме. Словом, я сразу ощутила, насколько велика разница в отношении ко мне — в сравнению с тем, через что я проходила при поступлении в самарский вуз.

— Но поступить в вуз — это только полдела. Вы представляли, как будет в дальнейшем выстроен учебный процесс?

— Я была уверена, что у меня все получится и что смогу учиться на общих основаниях. Я не ждала какой-то особой поддержки и тем более привилегий в процессе обучения. Но трудности, конечно, были. Во-первых, я поселилась в Москве одна, без мамы, которой я бесконечно благодарна за все, что она для меня сделала. Возник вопрос о передвижении по городу, от общежития Вышки к учебным корпусам, я в Москве плохо ориентировалась. И тут на помощь пришли мои сокурсники, которые сами, даже без моей просьбы, вызывались встречать меня в метро, так что эта проблема более или менее была решена. Но сложно было ориентироваться и внутри самих корпусов, которые с их многочисленными лестницами, коридорами, «предбанниками» никак не приспособлены для передвижения инвалидов. Постепенно, «набивая шишки», запоминала, как добираться до нужного этажа и аудитории.

Определенные проблемы были с доступом к нужным мне книгам. Многие из них не были доступны в электронном виде, и их приходилось сканировать, а потом редактировать — без посторонней помощи я с этим, конечно, не справилась бы. Вообще, хочу сказать спасибо всем, кто мне помогал, особенно Маше Шабановой, которая всегда была рядом.

— А как к вашему появлению в аудиториях Вышки отнеслись преподаватели?

— Я понимаю, что многие из них, может быть, впервые на своем профессиональном пути столкнулись с таким студентом и иногда просто не знали, как мне можно помочь. Это, на мой взгляд, является следствием даже не их безразличия — я чувствовала, что многие действительно хотели мне помочь, — а того факта, что инвалиды в наших вузах практически не учатся. Соответственно, и опыта организации учебного процесса для инвалидов нет. Наиболее ярко это проявилось уже на первом курсе, когда мы должны были работать с программой SPSS. Выяснилось, что воспользоваться приложением JAWS, которое позволяет слабовидящим людям считывать информацию с экрана, на этих занятиях было технически невозможно. Слава богу, это был единичный случай, и в дальнейшем на дисциплинах, связанных с математическим моделированием, таких проблем не было. Некоторое недопонимание также возникало, когда я, например, не могла добраться до места занятий — только потом я узнала, что на этот случай можно было составить график индивидуальных занятий. С одной стороны, мне не хотелось злоупотреблять специальным отношением к себе, а хотелось, наоборот, чувствовать себя наравне с другими студентами. С другой стороны, у преподавателя могли быть свои мотивы, по которым он не хотел допускать «положительной дискриминации».

В любом случае, я признательна своим преподавателям, и особенно Нине Юрьевне Беляевой и Шота Шотаевичу Какабадзе, со стороны которого я еще на консультации перед вступительными экзаменами почувствовала очень доброжелательное отношение. Помню, что еще тогда подумала, как было бы здорово, если бы я поступила в магистратуру и Шота Какабадзе стал бы моим научным руководителем. Так в итоге и получилось.

— А как обстояли дела с поиском работы?

— После первого года обучения я отправилась на практику в общественный деловой центр «Теле-Курс» — это специально созданное предприятие для людей с проблемами зрения. Я себя попробовала во всех подразделениях, где меня согласились принять. Там я, наверное, впервые поняла, как много у нас людей с теми же проблемами, что у меня, нашла единомышленников и всерьез задумалась о вопросах трудоустройства инвалидов. К сожалению, сейчас я узнала, что у этого предприятия серьезные проблемы с финансированием, и оно, по всей видимости, развалится. Очень жаль, что столько людей, которые могли бы себя реализовать и продуктивно работать, лишатся такой возможности.

— Валентина, насколько я знаю, скоро вы отправитесь на стажировку в Вашингтон. Расскажите о ней подробнее.

— Возможность поехать на стажировку также была предусмотрена грантом Фонда Форда, но за нее пришлось побороться. Выбирала я место, где могла бы пройти стажировку, долго и довольно утомительным способом: по «поисковикам» находила в США организации, которые занимаются защитой прав инвалидов, и с помощью Маши Шабановой отправляла туда письма. Ответов не приходило, пока через полтора месяца не откликнулся один человек, который является директором Национальной федерации слепых США. Он посоветовал написать в Национальный совет по делам инвалидов в Вашингтон. Целый месяц мы вели с этой организацией переписку, затем по «скайпу» провели собеседование, и еще через неделю моя стажировка была одобрена. В Вашингтоне я проведу почти полтора месяца.

— Чего вы ожидаете от стажировки в личном и профессиональном плане?

— Основная задача, которую я себе ставлю, — изучить американский опыт решения проблем инвалидов, реализации их гражданских прав, в частности, на образование. Надеюсь провести сравнительный анализ, который можно будет использовать в моем магистерском исследовании, а в будущем — попробовать реализовать у нас те идеи и механизмы, которые покажутся пригодными в российских условиях. Мне кажется, что в России социальная политика в отношении инвалидов основана на неверном подходе: нужно не «откупаться» от инвалидов пособиями, а обеспечивать им равный с другими людьми доступ к образованию и профессии, чтобы они сами могли заработать себе на жизнь. Пока что все выглядит, к сожалению, так, будто инвалидам платят, чтобы они только «не высовывались» на улицу и не осложняли жизнь другим.

Для меня примером всегда был Олег Смолин, депутат Госдумы, который также является инвалидом по зрению. Я лично никогда с ним не общалась, но много о нем читала и была бы рада побеседовать с ним о тех проблемах, которые нас обоих, думаю, волнуют. В реальности тех людей, которые в нашей стране пытаются бороться за свои права и помогать другим инвалидам, немного. Большинство довольствуется малым и не прикладывает каких-то особых усилий для самореализации. При этом я прекрасно понимаю, что если у инвалида нет никакой поддержки, каким бы сильным он ни был, рано или поздно он может «сломаться». Для меня человеком, на которого можно опереться, всегда была моя мама, а сейчас еще и муж. Так что, если кого-то мой опыт заинтересует, буду рада поделиться им. Главное не терять надежду, не складывать лапки, а пробиваться и заявлять о себе.

Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ