Граждане захватывают город
Все лето по понедельникам профессора Высшей школы экономики выступают с открытыми лекциями в Парке Горького. 17 июня с лекцией «Политика площадей» выступил заместитель декана факультета прикладной политологии ВШЭ Сергей Медведев*.
«Политика творится не в парламентах и властных кабинетах, она все больше творится на открытых городских пространствах» — этот тезис был одним из ключевых в выступлении профессора Медведева*, который для начала напомнил, что даже слова «политика» и «город» в греческом языке являются однокоренными. Европейские города, и прежде всего их площади, в средние века стали местом зарождения нового самосознания, оппозиции монархии. Оттуда постепенно вырастала буржуазия, а затем и демократия. Горожане стали гражданами.
Увы, России это процесс почти не коснулся. Города здесь не были альтернативой монаршей власти. Города по-российски — это крепости, к стенам которых робко жмутся посады. Их площади — в лучшем случае для торговли, но точно не для дискуссий. Все окрестные территории суть «внутренние колонии», которыми жестко управляет укрывшаяся в крепости власть. Много веков спустя аналогичные колонии стали складываться вокруг крупных промышленных предприятий. Население в российских городах прирастало, но граждане там так и не появились.
После десятилетий контроля со стороны коммунистической партии в Москве граждане неожиданно объявились в годы поздней перестройки, и сразу стало ясно, какую силу может иметь политика площадей — вспомним полумиллионные митинги на старой Манежной площади в 1990-1991 годах. Новая российская власть, по словам Сергея Медведева*, учла этот опыт, и пустынная «Манежка» была перестроена во что-то странное с подземным торговым центром, диковинными прудами, фонтанами и зверушками работы Церетели. Гражданские митинги с тех пор на Манежной не проводятся.
Не только Манежная — многие площади в Москве и других крупных городах бывших соцстран (например, Тяньаньмэнь в Пекине, Александерплац в Восточном Берлине) мало напоминают полноценные общественные пространства. В большинстве случаев это либо продуваемые всеми ветрами пустыри, либо места, где сходятся и расходятся транспортные потоки. Город, отнятый у горожан или ими невостребованный, отдается автомобилистам. Живые люди в Москве уступили пространство машинам.
Собственное тело, то есть физическое присутствие человека на площади, стало способом выразить гражданскую позицию и, в частности, протест против действий властей. Неслучайно, заметил Сергей Медведев*, митингующие и официальная полиция «соревнуются» в оценке числа участников митингов.
В девяностых годах прошлого века вообще казалось, что политика ушла с улиц, и не только московских. Но события последних лет — от киевского Майдана до каирской площади Тахрир, от московской Болотной площади до стамбульского Таксима — показывают, что городское пространство вновь приобрело свое политическое значение. Собственное тело, то есть физическое присутствие человека на площади, стало способом выразить гражданскую позицию и, в частности, протест против действий властей. Неслучайно, заметил Сергей Медведев*, митингующие и официальная полиция «соревнуются» в оценке числа участников митингов.
Гражданская жизнь возвращается не только на площади, но и на бульвары (вспомним «ОккупайАбай» или «Белое кольцо»), в кафе, где за чашкой кофе можно поговорить с единомышленниками, на мосты (акция группы «Война» на Литейном мосту в Санкт-Петербурге), даже в храмы. «Пусси Райот», по словам Сергея Медведева*, напомнили, что и храмы, при всей их специфике, тоже являются общественными пространствами. Что дальше? Театры? А почему бы москвичам не вернуть себе и Кремль с его музеями, площадями и Тайницким садом, который, кстати, был вполне открыт для публики в царское время?
«Мы стоим на грани тотального захвата городского пространства», — считает Сергей Медведев*. И именно «позитивные горожане, присваивающие себе свой город», дают профессору Медведеву* «большие надежды на будущее».
Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ
* Сергей Медведев включен Минюстом в список физлиц, выполняющих функции иностранного агента.