Стандарты справедливого правосудия

19 ноября Высшая школа экономики и фонд «Либеральная миссия» провели круглый стол «Стандарты справедливого правосудия». Поводом для встречи стал выход из печати одноименной книги под редакцией ординарного профессора ВШЭ Тамары Морщаковой.

Игорь Клямкин

Книга «Стандарты справедливого правосудия», выпущенная «Либеральной миссией» и издательством «Мысль», стала третьей в рамках особого проекта фонда. «В 2007-2008 годах, занимаясь Восточной Европой, мы пришли к выводу, что нам нужно рассказать российскому читателю о европейских институциональных стандартах, — пояснил вице-президент «Либеральной миссии», ведущий круглого стола Игорь Клямкин. — Тема первой книги была связана с правом доступа к информации, второй — с госслужбой, и теперь мы представляем третью книгу, посвященную судебной системе».

Разговор на круглом столе шел, однако, не о самой книге. Она лишь дала повод задуматься о нескольких важных вопросах, которые и были сформулированы для обсуждения. Совпадают ли конституционные российские и общепризнанные международные стандарты справедливого правосудия? Направлено ли рассмотрение жалоб российских граждан в Европейском суде против России? Ограничение права на справедливое правосудие — внутригосударственная особенность или нарушение обязательств государства? Влияют ли на российскую судебную реформу стандарты справедливого правосудия?

Ответить на эти вопросы предлагалось четырем крупнейшим российским юристам — ординарному профессору ВШЭ, судье Конституционного суда РФ в отставке Тамаре Морщаковой, заместителям председателя Верховного суда РФ в отставке Виктору Жуйкову и Владимиру Радченко и председателю Адвокатской палаты Москвы Генри Резнику. Тон обсуждению задала Тамара Морщакова, отметившая «непреложность для цивилизованного развития» стандартов справедливого правосудия, наличие которого только и позволяет обществу в конфликтных ситуациях «обходиться без топора и кинжала, без кровопролития».

«Нынешний момент истории России и правосудия в России является нелегким, — продолжила она. — Официально все основные стандарты справедливого правосудия у нас признаны, но реальность совершенно с ними не совпадает». По словам Тамары Морщаковой, мало закрепить принципы правосудия в декларативных документах — эти принципы должны быть «имплементированы в реальную деятельность судов». Между тем в России «суд так и не стал решающим звеном в системе обеспечения прав людей», слишком часто суд занимается «простым одобрением материалов, представленных следствием». А сами правоохранительные органы имеют весьма специфические, никак не связанные со стандартами справедливого правосудия представления о том, как права граждан должны быть обеспечены.

Стоит ли удивляться, что защиты от произвола российских следственных и судейских органов граждане ищут за пределами России? Вопрос, на первый взгляд, риторический, но «государственники» неизменно доказывают, что практика обращения в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) и решения, им выносимые, являются посягательством на российский суверенитет. Тамара Морщакова такую трактовку считает в корне ошибочной и происходящей от непонимания самой сути права.

«Российская конституция взяла на себя обязательство следовать международным договорам и стандартам, — напоминает она. — Это не ограничение суверенитета, а его реализация. Россия сама выбрала путь поддержания стандартов в области прав человека, гуманитарных прав. Важно об этом помнить».

Тамара Морщакова

В том, что источником этих стандартов не является национальная правовая культура России, «ничего стыдного нет», считает Тамара Морщакова. Почему, помимо национального, важно еще и наднациональное закрепление стандартов прав и свобод? Хотя бы потому, что «благодаря двухуровневому закреплению этих стандартов каждый человек получает дополнительную защиту своих прав». Особо судья КС в отставке остановилась на праве граждан на судебную защиту, которое, в отличие от других конституционных прав, является неограничиваемым. «Ограничение права на судебную защиту, — подчеркнула она, — ни в каком случае не может потребоваться для обеспечения обороноспособности, сохранения конституционного строя или достижения любых других публичных целей».

ЕСПЧ в России нередко воспринимают как субсидиарный механизм обеспечения прав, при таком подходе его вердикты и толкования удобно считать «дополнительными», а потому необязательными к исполнению. Это также неверно. Решения наднациональных судов для стран, присоединившихся к их юрисдикции, являются обязательными. Более того, решения ЕСПЧ необходимо учитывать независимо от того, в отношении какой именно страны они вынесены. «Если решение касается тех же проблем, которые существуют в данной сфере в России, это решение является обязательным и для России», — отметила Тамара Морщакова. Все изложенное «дает основание утверждать, что ориентиры для организации судебной деятельности и судебной защиты России даны, и они ясны», а «нарушения этих стандартов не могут быть оправданы национальными особенностями или интересами обеспечения суверенитета».

Выступавший следом Генри Резник «самым большим достижением последних двадцати лет» назвал российскую конституцию, до которой «еще нужно дорастать» многим институтам и российскому обществу в целом. «Драма России в том, что у нас нет эволюционного развития, у нас перемены идут по принципу сублимации», — полагает адвокат. Он напомнил, что советский уголовный процесс был «неоинквизиционным», все государственные органы, включая суд, в ходе процесса фактически работали в спайке, перед ними в уголовно-процессуальном кодексе (УПК) ставились «одни и те же задачи». С принятием демократической конституции в 1993 году был заявлен новый принцип — состязательности.

Генри Резник

«Но заметьте — конституция была принята в 1993 году, а новый УПК — только в 2002 году, — подчеркнул Генри Резник. — За это время несколько раз изменились законы — о прокуратуре, МВД, ФСБ, новый Уголовный кодекс был принят в 1996 году. Но УПК-то все это время оставался прежним, а без процедуры, без справедливого правосудия даже уголовный кодекс — это клочок бумаги. Только через процедуры нормы уголовного закона получают жизнь».

Процессуальное законодательство стало полем битвы, на котором столкнулись интересы правоохранительных и следственных ведомств, судебного аппарата и гражданского общества. Показательно, что уже после принятия УПК в него было внесено около 300 поправок. «Идет борьба между интересами государства, которое хочет проводить репрессивную политику, и всякими «либерастами», которые говорят, что правосудие выполняет совершенно другую функцию, — считает Генри Резник. — Извините, но правосудие не борется с преступностью и не должно «гладить» правоохранительные органы, которые не справляются со своей задачей».

«В чем основная пакостная черта нашего уголовного правосудия? — продолжил адвокат. — Я не буду даже брать такое отвратительное явление, как заказные дела, хотя по ним общество в основном и составляет представление о состоянии российского правосудия. Главное, что не работает презумпция невиновности». По словам Генри Резника, «наши судьи никак не могут осознать себя представителями отдельной ветви власти, они себя осознают чиновниками в мантиях». Выдающийся британский юрист лорд Элдон еще в XIX веке говорил, что самое большое заблуждение — это считать, что дела делятся на черные и белые, тогда как значительная часть дел — серая. «И вот по этой категории дел должна работать презумпция невиновности, — уверен господин Резник. — Недоказанная виновность должна приравниваться к доказанной невиновности. А сейчас получить оправдательный приговор по обычным делам можно, только когда защита полностью разрушила обвинение. Но это невозможно сделать, потому что отрицательные факты в большинстве случаев не подлежат доказыванию». В этом смысле показательно, насколько различается процент оправдательных приговоров при рассмотрении дел одним судьей и судом присяжных — в пятнадцать раз (1% и 15% соответственно).

«Колоссальную проблему» Генри Резник видит и в отсутствии реальной состязательности сторон на процессе. У большинства обвиняемых нет средств на адвокатов, защитника им назначает суд. Даже в Москве при участии таких защитников разбирается почти две трети процессов (за вычетом дел, по которым заключены соглашения). В западных странах давно пришли к тому, что работа назначаемых судом защитников должна быть адекватно оплачена. Им выделяются деньги не только на гонорар, но и на неизбежные в суде расходы, например, на оплату качественных экспертиз.

Скажем, во Франции защитник получает 80 евро в час. В России с 1 января 2013 года он будет получать 550 рублей в день. «Мы следим за профессионализмом и добросовестностью адвокатов, — заверил глава Адвокатской палаты Москвы, — профнепригодных адвокатов мы изгоняем. Но до нас информации доходит очень мало, потому что это должна быть обязательно жалоба от подзащитного, который не юрист и не всегда может разобраться в том, как действовал адвокат».

Виктор Жуйков

Виктор Жуйков полагает, что независимый суд нужен прежде всего обществу, в то время как для власти он «как кость в горле». Отсюда и такая обидчивая реакция на рассмотрение дел российских граждан в ЕСПЧ. Российской власти и российским судам решения наднациональных судов крайне неудобны, хотя нормальное государство должно было бы быть заинтересовано в том, чтобы права граждан защищались как можно лучше.

Конституция РФ, напомнил Виктор Жуйков, говорит об «участии граждан в отправлении правосудия», федеральный закон поясняет, что происходить оно может через институт присяжных заседателей, арбитражных заседателей и народных заседателей. Но народные заседатели были исключены сначала из уголовного процесса, а затем по аналогии — из гражданского. Не лучше ситуация и с присяжными — из миллиона рассматривающихся в год уголовных дел присяжные разбирают лишь пятьсот. Виктор Жуйков признал, что поначалу сам скептически относился к введению суда присяжных, хотя и не возражал против него, но практика убедила его в полезности и ценности этого инструмента правосудия.

Судебная реформа в России, на его взгляд, «блестяще началась и осуществлялась в начале девяностых», но с 2001 года она пошла вспять. Суд в России не считается органом власти, причем виноваты в этом и сами судьи. Характерный пример — переезд высших судов в Санкт-Петербург, решение о котором принималось произвольно, без какого-либо обоснования и согласования с судейским сообществом. Но судьи это решение безропотно приняли. «Какая же это независимая ветвь власти? Почему судьи себя не защищают? Больше похоже на стадо баранов, которых куда погнали, туда они и пошли, — констатировал Виктор Жуйков и добавил: — Судья должен осознавать себя носителем власти и при этом ощущать свою ответственность».

Об отношении к судам наглядно свидетельствует такой факт: российское правительство не выполнило 58 решений Конституционного суда РФ. «Безобразием» такую ситуацию на днях назвал вовсе не какой-то критик режима, а действующий премьер-министр Дмитрий Медведев.

С тем, что реформа судебной системы в России проходила по принципу «шаг вперед и два назад», согласен также Владимир Радченко. «Я помню, какие были ожидания, когда приняли новую конституцию, — заметил он. — Казалось, вот сейчас двинемся! Двинулись…» От судейской самостоятельности (закон о статусе судей, например, написало и активно лоббировало само судейское сообщество) — к полной зависимости судей. От идей либерализации уголовного законодательства к закреплению в нем норм и наказаний, которых подчас и в сталинские годы не было. Особенно «постарались» со статьями за хозяйственные преступления, сроки наказаний по ним порой превышают те, что были предусмотрены различными уголовными кодексами СССР. «Абсурдным» Владимир Радченко назвал и кратное увеличение срока наказаний за преступления, имеющие абсолютно одинаковую тяжесть и общественную опасность, в зависимости от того, совершены ли они одним человеком индивидуально или группой лиц.

Владимир Радченко

Была извращена и «хорошая по замыслу идея» ввести особый порядок рассмотрения дел. Владимир Радченко пояснил, что первоначально «особый порядок» должен был стать аналогом сделки со следствием, которая широко применяется в США. Вот только если за океаном обвиняемый, заключая сделку с правосудием, знает, какое конкретно наказание ему будет назначено, то в России, признав себя виновным в особом порядке, человек, как правило, получает тот же срок, что и при обычном судебном разбирательстве. К тому же он лишается права оспорить дело по существу. В результате особый порядок превратился в настоящую ловушку для обвиняемых.

Завершив выступления, докладчики ответили на несколько вопросов, поступивших от гостей круглого стола. Так, Тамаре Морщаковой был задан вопрос о том, может ли гражданин обжаловать нормы закона, которые он считает антиконституционными, если сам от применения этих норм не пострадал. Такого права у гражданина, притом не только в России, нет, ответила ординарный профессор ВШЭ. В противном случае суды с высокой степенью вероятности оказались бы завалены исками совершенно непонятного содержания. Другое дело, что «в нормальных странах немыслимо себе представить, чтобы парламент принимал законы, заведомо нарушающие права граждан».

Значит ли это, что власть абсолютно не заинтересована в справедливом суде? Генри Резник считает, что это не совсем так. «В стране за год рассматривается в целом 20 миллионов дел, — напомнил он. — Заинтересована ли власть в том, чтобы каждое из них рассматривалось несправедливо? Нет. Власть лукава. Она хочет, чтобы те дела, которые не затрагивают ее интересы, разрешались нормально. Кстати, гражданские дела многие наши суды рассматривают вполне пристойно. В частности трудовые споры решаются чаще в пользу работников, споры о защите прав потребителей — чаще в пользу гражданина. Но по тем делам, в которых у власти есть интересы, она хочет, чтобы суд был управляем. А если судья хоть раз принял «указивку», спущенную сверху, — все, это уже другая личность».

 

Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука