Первородное право русского либерализма
Круглый стол, ежемесячно проводимый Фондом «Либеральная миссия» и Высшей школой экономики, на этот раз был посвящен выходу на русском языке книги польского историка философии Анджея Валицкого (Andrzej Walicki) «Философия права русского либерализма» (Legal philosophies of Russian liberalism, 1987).Четверть века, прошедшие с момента выхода первого издания на английском, не сделали работу устаревшей. Все эти годы книга служила важным источником осмысления русской либеральной мысли и ее места в мировой традиции.
Организаторы воспользовались приездом Анджея Валицкого в Москву, и представлял книгу сам автор. Он рассказал, что в своей работе хотел показать, что в действительности либеральная интеллектуальная традиция в дореволюционной России была более развита, чем это обычно представляется. По мнению Анджея Валицкого, основной интерес либеральных мыслителей России был направлен на изучение проблемы правового государства. А наиболее ценное наследие русского либерализма заключается во вкладе его в философию права, а также в то, что может быть названо дискуссией о праве, полемикой, в которой ценность права сама по себе представлялась спорной, требующей защиты, а не чем-то очевидным, само собой разумеющимся.
Валицкий подчеркнул, что одна из основных идей его книги — центральное место права в либерализме, как таковом: «В начале XIX века было совершенно очевидно, что не рынок, а право является основной либерализма. Государство тогда было союзником либерализма, который выступал за освобождение общества от различных оков средневековья: гильдий и цехов, мешавших свободному выбору профессий, прикрепления к земле и прочего». Теперь либерализм связывают просто с демократией, отметил Валицкий, но ведь один из прародителей либерализма, автор «Левиафана» Томас Гоббс, был абсолютистом. Республиканцы считались противниками либерализма — для них на первом месте стояли социальные права, а для либералов главным было частное лицо.
Валицкий проанализировал историю развития русского либерализма. Внешним исследователям бросается в глаза, отметил он, что русские либералы были этатистами. У этатизма в России очень долгая традиция, связанная с тем, что страна была абсолютистской и в ней очень сильны были традиционалистские структуры — общины, местничество. Либерализм в России начинался с того, что абсолютизм должен быть ограничен частным правом — об этом писал Сперанский. Он считал, что сфера частной человеческой жизни должна быть выведена из-под влияния государства, что государство должно сохранить свою мощь только в политической сфере. В этом смысле он был государственником-либералом.
Константин Кавелин, в своей статье 1847 года («Взгляд на юридический быт древней России»), рассматривал развитие Московского государства как процесс, параллельный с развитием личности, освобождением ее («общежитийный быт русских и в средние века основывался на семейно-родовом начале при явной неразвитости личности»). Свободная личность в российской истории начинается с Петра, начавшего демонтаж общинных, местнических, и тому подобных пут. Петровское государство дало личности новое, огромное пространство. Кавелин принес в русское общественное сознание идею абсолютного государства и параллельного освобождения личности.
Николай Коркунов, чьи взгляды повлияли и на В. Соловьева, во второй половине XIX века развил понимание права: даже бюрократическое право расширяет индивидуальное право. Политических свобод может и не быть, но, по Коркунову, гражданские свободы обеспечиваются уже бюрократическим правом.
Борис Чичерин считается представителем старого либерализма, который принципиально против социализации либерализма. Он отрицал правовой позитивизм, согласно которому всякий закон, принятый легитимным правительством, может считаться правом. Взглядам позитивистов противостоит «естественное право», в котором права принадлежат личности от рождения. В этом смысле Чичерин уже не был позитивистом, но еще не встал на позицию естественного права. Согласно его взглядам, право рождается из исторического процесса, формирующего правосознание. Формирование права происходит в процессе автономизации, самоопределения личности. Чичерин понимал, что экономическая свобода — очень важная часть личной свободы. Но я бы уточнил акценты, сказал Валицкий: «Чичерин видел, что рынок без правовых рамок не способен создавать социальных связей».
Россия в этом плане развивалась в одном русле с Европой. Иллюстрацией того, что иногда в России некоторые либеральные идеи формулировались даже раньше, может быть программная книга английского либерализма Proposesofcontemporaryliberalism, 1902. Там провозглашалось, что «государство должно использовать власть для того, чтобы помогать людям жить достойно». Это практически повторение слов В. Соловьева, хотя английские авторы, безусловно, просто не знали о его существовании. Валицкий оговорился, что не считает Соловьева либералом, но его философия права — либеральна. Он также напомнил, как Черчилль в конце Второй мировой войны писал: «государство должно заботиться о человеке от колыбели до смерти». Социал-демократы в эту идею заботы об индивидуальном человеке не верили, они присоединились к этой позиции только в 1959 году.
А потому, подытожил Валицкий, когда мы говорим, что либерализм всегда был против социальных программ — это просто издевательство над историей.
Старший научный сотрудник Института философии Российской академии наук (РАН) Сергей Чижков, выступивший одним из содокладчиков, отметил, что важным моментом в развитии русской либеральной мысли было разделение нравственности и права. По его убеждению, Борис Чичерин, отделяя право от нравственности, защищал автономию частного лица, его внутреннюю свободу. Попытки правительства с помощью законов бороться за нравственность оскорбляли интеллигенцию, ибо она жила не традицией, а внутренней свободой.
Главной бедой русской общественной мысли, по мнению Чижкова, был захвативший умы правовой позитивизм, виднейшим представителем которого был Шершеневич. Казалось бы, середина ХХ века поставила точку в спорах позитивистов и сторонников естественного права, после того, как в Третьем рейхе были приняты преступные антиеврейские законы, а по окончании Второй мировой ООН провозгласила Декларацию прав человека, основанную на неотчуждаемых человеческих правах. Однако и в современных отечественных юридических учебниках мы видим влияние Шершеневича, отметил Чижков: «В них, как правило, есть маленький раздел «Право», в котором совсем мало права, зато там детальнейшим образом разбираются существующие Кодексы. То есть неявно проводится мысль, что в российском законодательстве идея права уже полностью реализована». В зале засмеялись.
Традиционный модератор серии круглых столов, советник научного руководителя ВШЭ Игорь Клямкин посетовал, что от начала ХХ века наше время отличается лишь тем, что сейчас нет такого масштаба правовых мыслителей. А вот само понимание идеи права на том же уровне, что и сто лет назад. И в этом, опасается Клямкин, серьезная угроза нашему будущему: «Если те протестные процессы, которые мы сейчас наблюдаем, набирая силу, сведутся лишь к социально-экономическим вопросам, без требований утверждения права, мы снова получим вождя».
Антон Светлов, специально для новостной службы портала ВШЭ
Клямкин Игорь Моисеевич